– Что у них там на «Че»?
– Чебоксары. Швейная фабрика.
– Нет, не подходит.
– Черкассы. Химзавод.
– Тоже не то.
– Чернобыль.
– А там что?
– Атомная станция.
– Вот! Это – то, что надо! Действуйте!
Шутки шутками, но теракт и диверсия тоже рассматривались как возможные причины аварии. Мне рассказывали, что за несколько дней до роковой даты неподалёку от Припяти кто-то нашёл в лесу… парашют. Правда это или миф, утверждать не берусь. Однако версия внешней агрессии какое-то время гуляла как на официальном уровне (хотя и без огласки), так и в досужих обывательских кругах.
Вскоре начали практиковаться организованные заезды припятчан в покинутые квартиры за документами и ценными вещами. Мне впервые удалось попасть в город 15 мая по заданию завгорфинотделом – «эвакуировать» рабочие документы. Ведь отдельные предприятия, обслуживавшие атомную, продолжали работать и по месту эвакуации. А значит, им надлежало перечислять государству налоги, свободный остаток прибыли и другие платежи – то есть финотдел постепенно возвращался к своим прямым обязанностям, пусть и в урезанном виде.
Командировка ли это? Позвольте, я же фактически ехал к себе на работу! И не только я. Никто из нас в то время даже не думал ни о суточных, ни о командировочных удостоверениях. О том, как нам позднее икнулась эта мелкая недоработка, расскажу в последующих главах. А пока перенесёмся в Припять середины мая 86-го.
Нас привезли микроавтобусом и дали два часа на выполнение возложенной миссии.
Безлюдный город. С чем его можно сравнить? Да ни с чем! Конечно, фильмы вроде «Сталкера» – это интересно, хотя, возможно, и не каждому. Но самому «сталкеровать» среди пустых домов кажется забавным только поначалу. Вскоре становится не по себе. Трудно поверить, что ещё недавно город кипел жизнью. Теперь же в нём воцарилась зловещая тишина, едва нарушаемая птичьими голосами, лёгким ветерком и шелестом берёз и клёнов.
Мимо пробежала плешивая собака. И не то что не залаяла, а будто меня и не заметила.
Вдоль подвальных окон девятиэтажки лениво проковылял кот. Облезлый, измученный, с перебитой передней лапой (а может и перекушенной). На «кис-кис» – ноль внимания. Да и ладно. Угостить-то его всё равно нечем. Больше никаких живых существ я не обнаружил.
Общежитие. Дверь в комнату не взломана. Замок целый, легко поддаётся ключу.
Нахожу военный билет, комсомольский билет, собираю самые ценные книги. Благо, всё это – в закрытых ящиках письменного стола. Из одежды ничего не беру, да и не больно охота. Жутко морят соблазном белый сценический костюм и чёрный кожаный плащ (оба сшила мама). С кровью сердца отказываюсь: увы, дверь платяного шкафа оказалась открытой, равно как и форточка. Сколько пыли, а с ней и «шитиков», налетело в комнату за три недели – поди, измерь.