— Я приемный отец участника вулканологической экспедиции Данилы Корнеевича Романова. Какова его судьба?
— Пока неизвестно.
Романов вдруг почувствовал странную слабость. Голова закружилась.
— Погиб?
— Не думаю.
Соколов подошел к карте.
— Смотрите. Все четверо были вот здесь, вблизи вулкана Тигла. Двоих вертолет подобрал в соседней долине. Почему они разъединились — пока неизвестно. Один из спутников — летчик вертолета доставлен в колхоз «Заря» с тяжелым газовым отравлением. По сообщению председателя колхоза, Данила Корнеевич и врач, оставив в лагере записку, направились на вулкан Синий; это примерно в двадцати километрах от действующего вулкана Тигла. — Соколов вернулся на свое место. — Вот пока все, чем мы располагаем.
— Еще один вопрос.
— Пожалуйста.
— Вы ничего не слышали о Корнее Захаровиче Кречетове?
— Он только позавчера был здесь. — Соколов с любопытством посмотрел на Романова. — Вы знакомы с ним?
— Я знавал его, — сказал Романов. — Данила Корнеевич встречался с Кречетовым?
— Нет. — Соколов вышел из-за стола и сел на диван рядом с Романовым. — Вы, очевидно, тот самый Романов, который вел дело о гибели профессора Лебедянского?
— Да, я тот самый следователь, — подтвердил Романов.
— Корней Захарович часто вас вспоминает. Вас ждет приятная встреча.
— Надеюсь.
— Да, удивительная штука жизнь.
Романов легким кивком выразил согласие.
Соколов подозвал Марину.
— Простите, что я вас сразу не познакомил. Это наш сейсмолог Марина Семеновна Сенатова, — представил он ее Романову. — По призванию художница.
Она слегка кивнула Романову золотистой головой.
— Романов Петр Васильевич, — поднялся полковник.
— Марина Семеновна написала портрет Кречетова, — сказал Соколов. — Мало сказать, что портрет — копия оригинала, но, по-моему, в образе Кречетова она воплотила типичные черты советского характера.
— Не льстите, Александр Федорович, — сказала Сенатова. — Едва ли полковника Романова интересуют работы неизвестной художницы.
— Почему же? — живо возразил Романов. — Я с удовольствием взгляну на портрет Кречетова. Правда, в искусстве я дилетант и сужу о картинах по-дилетантски — нравится, не нравится, но я люблю живопись, которая волнует душу, учит жить… Впрочем, я не буду отнимать У вас много времени. — Он поднялся. — Некоторое время мне придется жить в Лимрах, и, надеюсь, вы не откажете в любезности показать портрет.
— Пожалуйста, полковник.
— Скажите, — обратился Романов к Соколову, — к вам не попал дневник профессора Лебедянского?
— Нет, — изумленно ответил Соколов.
Романов попрощался и вышел.
В кабинете воцарилось молчание. Соколов, заложив руки в карманы, расхаживал из угла в угол. Марина стояла у окна и смотрела вслед удаляющемуся Романову. Он сутулился и казался одиноким и несчастным. Марине захотелось вернуть его назад. Романов дошел до угла. «Сейчас скроется с глаз», — подумала она, и в груди у нее заныло. Многих в своей жизни она провожала тоскливым взглядом, многим хотела крикнуть: остановись! Но не останавливала. Крик замирал в груди. За окном уже не было широкой спины Романова. Сердце Марины сжалось. О, если бы она сумела забыть свою первую опозоренную любовь! В эту минуту она всей душой ненавидела Колбина.