— Сгоришь, — сердито сказал старик. — Брось глаза слепить, чаевать будем.
— Не хочу.
— Ну, как знаешь…
Где-то прогремел выстрел. Все прислушались. Перекликаясь в распадках, эхо замерло, наступила тишина. Петрович, так звали старика, расстелил на снегу кошму. Каравай хлеба домашней выпечки он резал целыми круглыми ломтями. Запахло домашним. Паренек глубоко вздохнул и закрыл книгу.
— Интересно? — спросил Колбин.
— Какой там интерес, — проворчал Петрович. — Водку пьют, туманно так говорят о жизни. Не поймешь…
— Это вы напрасно. Хорошая книга. «Три товарища» Ремарка. Может быть, читали? — обратился паренек к Колбину.
— Ремарк с его скепсисом сейчас в моде.
— И только?
— Я ученый, привык считаться с фактами.
— Из фактов надо еще выводы сделать.
— Я и сделал — скепсис Ремарка сейчас в моде. — Неправильный вывод. Ремарк большой гуманист, жизнь любит и людей любит, а как их сделать счастливыми — не знает.
— А вы знаете?
Уловив иронию в голосе Колбина, парень с вызовом ответил:
— Знаю. Батько учил: жить надо для людей и с людьми.
Колбина занимала беседа. Он знавал иных молодых людей, немного развязных, немного хвастливых, живущих по принципу: «Бери от жизни все». Они тоже увлекались Ремарком. Им нравился хмельной, тоскливый скептицизм его героев, их легкое отношение к любви. А этот молодой плотник утверждает, что герои Ремарка, вопреки всем болезненным наслоениям, глубоко человечны. Они суровы в своей нежности. Печальны в веселой насмешливости. Циничны в доброте.
— Циничны не потому, что плохие. Циничен мир, в котором они живут, — закончил паренек.
Колбин выбил пепел из трубки. «Умен для плотника», — подумал он, принимая от Петровича кружку пахучего чая.
К костру вышел человек с тяжелой ношей.
— Жаркое, — сказал он, сбрасывая груз к ногам Петровича.
— Хорош, — заметил Петрович, ощупывая убитого горного барана длинными узловатыми пальцами.
Охотник отер пот с крутого лба, жадно вдохнул запах пшеничного хлеба и широко улыбнулся.
— Плесни-ка чайку, Петрович, — и взял в руки ломоть хлеба. — Ну и задал же он мне работенку, — кивнул он головой на тушу барана.
После ужина все закурили. Молчали. Плотник, увлекающийся Ремарком, убирал посуду. Охотник, стоя на коленях, свежевал барана. Разговор начался незаметно, как это часто бывает в большой и дружной крестьянской семье. Кто-то лениво бросил реплику, другой ему ответил, третий добавил. И пошло. Петрович, как глава семьи, зорко следил за «детьми» и, когда они «расходились», одним словом одергивал.
Колбина удивляла основательность, интеллектуальная глубина суждений собеседников. Когда они, черт побери, успели приобрести столько знаний?