В школу я не хожу – так и в дуру превратиться недолго. Физкультурой не занимаюсь. Какая может быть физкультура, когда сидишь взаперти в крохотной комнатушке? Обтираюсь полотенцем – и все, ванны нет, грязная, как поросенок. Коротко, до ушей, остриженные волосы отросли до плеч, растрепались, обкусанные ногти, все пальцы в заусеницах. Зеркала в комнате Кэндзи отсутствовало, и хоть я и не могла точно знать, как выгляжу, ясно было, что живу я, как звереныш.
Конечно же, мне очень хотелось как-то выжить, снова увидеть родителей, но с другой стороны, как бы это выглядело? Что они скажут, увидев дочь в таком виде, если меня найдут и освободят? Я представила, как посмотрит на меня нетрезвый отец, как нахмурит брови мать. Так оно потом и вышло.
А Кэндзи? Сначала ему наскучил котенок, потом второклассница Миттян. Так же надоем и я – четвероклассница, и ему, вполне возможно, захочется кого-нибудь постарше. В любом случае, он меня убьет и выбросит где-нибудь.
В подсознании у меня засело, как заноза: на достигнутом Кэндзи останавливаться не собирается. Сначала – Митико Ота. Исчезла, осталась только кличка «Миттян». Я – Миттян второго поколения – тоже исчезну. Третьим поколением станет какая-нибудь шестиклассница, за ней еще старше. Так и до взрослых женщин дойдет. Я никак не могла избавиться от этой мысли. Позже, на суде, зашла речь о том, не является ли Кэндзи педофилом. Однако ни педофилом, ни дураком его не назовешь. Он вполне сообразительный тип, который знает, что ему нравится и как это заполучить.
В тот вечер Кэндзи долго не приходил. Работа в цеху давно кончилась, а его все не было. Видно, решил куда-то заглянуть после трудового дня. Такое с ним редко случалось. И тут мне пришла в голову мысль. Вдруг он убил настоящую Миттян не потому, что она ему надоела, а потому, что пыталась сбежать? Если так – значит, Кэндзи убьет меня этой ночью. Из-за того, что я позвала на помощь Ятабэ-сан.
Меня всю трясло от ужаса. До какого состояния может дойти человек, когда его терзает страх и нет никакой возможности спастись, вырваться на волю! Он начинает желать смерти. Умереть бы поскорее. Мне было всего одиннадцать, а я мечтала о смерти. Пусть даже мучительной. Лучше умереть, чем влачить существование в одиночестве и постоянном страхе. Вот как глубоко было мое отчаяние.
Кэндзи появился только в девятом часу. Красный как рак, от него разило спиртным. Настроение по-прежнему паршивое; я не дождалась ни традиционного «мяу» вместо «здравствуй», ни подноса с ужином. Видно было, что он еще не до конца остыл после дневной вспышки. Завернувшись в одеяло, я лежала на кровати, уткнувшись в стену и обхватив руками голову, – вдруг он опять начнет драться – и молчала.