— Хорошо, милорд, — ответил Камердинер. — Тогда, я полагаю, о ваших планах должен знать мистер Каусон, милорд, иначе он будет удивлён, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Понимаю. Поставьте его в известность.
Мистером Каусоном звали Дворецкого. Между ним и Камердинером тлела старинная вражда. Дворецкий стоял ступенькой выше на лестнице субординации, но у Камердинера было гораздо больше возможностей снискать расположение Мудрецов, и извлекать из этого максимальную выгоду. Он с огромным удовольствием ухватился за эту возможность продеймонстрировать Дворецкому свою осведомленность в том, что творится в Комнате Отдыха.
Камердинер поклонился и вышел. Лира наблюдала, как её дядя налил полную чашку кофе, разом осушил и наполнил ещё одну, которую стал пить уже медленнее. Она была заинтригована: какие еще образцы? И зачем проекционный фонарь? Что такого срочного и важного он хочет показать Мудрецам?
Вот лорд Азраил встал и повернулся спиной к камину. Теперь, видя его целиком, Лира восхитилась его разительному контрасту с пухлым Камердинером, или с бледными и сутулыми Мудрецами. Лорд Азраил был высок и широк в плечах, загорелое лицо светилось энергией, а глаза его, казалось, вспыхивали и сверкали от необузданной весёлости. Такое лицо подходило властелину и бойцу, но никак не мягкосердечному опекуну. Все его движения были широкими и выверенными, как у дикого зверя, и, оказавшись в комнате, он действительно походил на дикого зверя, запертого в слишком узкую клетку.
Сейчас Лорд Азраил казался задумчивым и отсутствующим. Его деймон подошла к нему и склонила голову ему на талию. Он бросил на неё странный взгляд, а потом шагнул к столу, вынул пробку из графина с токайским и налил вино в бокал. У Лиры ёкнуло сердце.
— Нет!
Тихий крик сорвался с её губ прежде, чем она успела подумать. Лорд Азраил моментально обернулся.
— Кто здесь?
Что ей оставалось делать? Она вывалилась из шкафа и, подпрыгнув, выхватила бокал из его руки. Вино выплеснулось на стол и ковер, а бокал вдребезги разбился. Он схватил её за запястье и выкрутил руку.
— Лира! Что, чёрт возьми, ты творишь?
— Отпустите, и я всё расскажу!
— Да я тебе сначала руку сломаю! Как ты вообще осмелилась сюда прийти?
— Я только что спасла вам жизнь!
На секунду оба замерли: девочка, согнувшись от боли и стараясь не разреветься в голос, и нависший над нею хмурый великан.
— Что ты сказала? — спросил он уже спокойнее.
— Это вино отравлено, — процедила она сквозь сжатые зубы. — Я видела, как Ректор всыпал в него какой-то порошок.
Он отпустил её руку. Лира осела на пол, и взволнованный Пантелеймон опустился ей на плечо. Дядя взирал на неё сверху со сдержанной яростью, и она не осмеливалась поднять на него глаза.