Как только камни начали ложиться позади него, Фульк улучил момент избавиться от оружия. «Второй меч за сутки, — с тоскою подумал он. — Плохи дела». Плыть стало несколько легче, но мысль о том, что, по сути, нынешнее удачное спасение мало что меняет в его положении, не оставляла юношу. Он был в землях Нормандии один как перст, теперь еще и без оружия. Против него выступало многочисленное воинственное семейство из знатнейших в этом герцогстве, под знаменами которого ходили в бой десятки рыцарей и тысячи воинов иного звания.
Сколько ни плыви, а когда-то придется вылезти на берег — снедаемый этими безрадостными мыслями, он греб, стараясь не спорить с течением, несшим его в сторону Атлантики.
Силы были на исходе, и Фульк, распластавшись, лежал на воде, стараясь не двигаться и надеясь хоть немного сбросить усталость, когда внезапно над головой его раздалось:
— Эй, ты жив?
Фульк перевернулся со спины на живот. Неподалеку, борясь с течением у излучины реки, на веслах шла барка. Судя по виду — чья угодно, но только не французская.
— Жив! — крикнул Фульк.
— Помощь нужна?
— О да!
На борту корабля послышалась резкая то ли алеманнская, то ли данская команда, и гребцы начали табанить веслами, разворачивая суденышко поперек волны.
— Давай-давай, греби!
Кравчий Людовика Толстого устремился к корабельному борту и спустя несколько мгновений с облегчением ухватился за сброшенный канат.
«Спасен», — мелькнуло у него в голове.
А еще спустя несколько мгновений чьи-то крепкие руки втягивали его на палубу чужестранного судна.
— Откуда ж ты такой будешь? — пристально оглядывая гостя, поинтересовался капитан барки.
— Я… охотился тут неподалеку, — запинаясь, ответил Фульк, прикидывая, что делиться истинными причинами заплыва ему все же не стоит. Кто знает, что на уме у этих корабелов. — Конь понес, сорвался с кручи…
— А-а… охотился, — не спуская насмешливого взгляда с юноши, кивнул шкипер. — Так, стало быть, вас следует высадить на берег?
Тут Фульк понял, что сморозил глупость — конечно же, всякий здравомыслящий человек, сорвись он с кручи в реку, пожелал бы вернуться на берег. Королевский кравчий к таким здравомыслящим людям не относился.
— Пожалуй, нет, — вздохнул юноша. — Если вы идете в море, я был бы вам благодарен, когда б меня высадили в землях Франции, а лучше всего — в Анжу. Я щедро награжу вас. У меня с собою здесь нет ни денье, но поверьте — я богат, я весьма богат.
— Ну да, — кивнул, не меняясь в лице, капитан барки. — Кто ж спорит? А, стало быть, земли Нормандии вам не нравятся?
Он повернулся к одному из своих людей и добавил с деланной серьезностью: