Штаб 4-й воздушной армии в станице Пашковской жил привычной фронтовой жизнью. Подъезжали и уезжали «Виллисы» с «Доджами», из раскрытых окон приземистой хаты слышался стрекот аппаратов связи, за столами озабоченные штабисты отрабатывали очередные задания частям, на почтительном расстоянии вокруг дома несли свою службу бдительные часовые.
Неожиданно над станицей на бреющем прошла четверка «аэрокобр». Заслышав грохот моторов, от которого посыпались лепестки у цветущих станичных садов, в доме раскрылось окно, и из него показался генерал с седыми висками.
– Сразу видно – гвардейцы прилетели, – сказал он сидевшим в комнате офицерам. Это был генерал-лейтенант Вершинин, командующий 4-й воздушной армией, высокий, статный военный с породистым лицом. Он вновь вернулся к большому столу, заваленному картами, и склонился над одной из них, но, вспомнив о летчиках, повернулся к стоявшему у двери коренастому, крепко сбитому капитану – своему адъютанту.
– Выезжай на аэродром! Заберешь там летчиков. Организуй им хороший завтрак, потом я их приму, – приказал он адъютанту.
– Есть, товарищ генерал! – козырнул адъютант и стремительно вышел. Вершинин любил, чтобы его указания выполнялись быстро и точно.
Генерал продолжил совещание.
…Последней на небольшую площадку на окраине Пашковской садилась «кобра» под номером тринадцать. В конце пробега она неожиданно крутнулась на месте и мягко легла на крыло. Когда поспешившие на помощь техники подбежали, плечистый капитан с орденами на груди удрученно рассматривал поврежденное шасси, которое при посадке попало в глубокую, засохшую после прохождения танков колею и надломилось.
С капитаном поздоровался прибежавший вместе со всеми командир эскадрильи связи армии старший лейтенант Олиференко. Занятый своими мыслями, летчик рассеянно ответил на его приветствие, потом поднял голову, узнав старшего лейтенанта, тут же спросил: