— Стой, куда идешь!
Я от усталости не обратила на крик внимания, зашагала поскорей к сугробу. А часовой, прокричав еще раз: — Стой, стрелять буду! — выстрелил.
Что-то обожгло правую щеку, и до сознания дошел истерический вопль:
— Нинка! Скорей назад! Сдурела, что ли?..
Я оглянулась. Часовой щелкнул затвором и торопливо шел в мою сторону. Я повернулась, сделала несколько шагов — и снова очутилась в зоне бригады. Солдат дергал затвор (что-то заело) и матерился. Наташа —молодая русская женщина повисла у него на руке и кричала:
— Ты не имеешь права стрелять, смотри, она вернулась! Часовой отмахнулся, так что толкнул ее в снег, но стрелять не стал. Наташа поднялась, отряхнулась и бросилась ко мне. Подбежало еще несколько девушек. У меня со щеки капала кровь, ярко окрашивая белый снег.
— Разойдись! — заорал часовой. —Не подходить! Он злился: промахнулся, не сумел вовремя пристрелить эту проклятую контру, которая небось опять решила бежать...
— Не подходить! Кому говорю!..
Я стояла, зажимая пальцем рану. Пуля задела мякоть щеки и чуть-чуть зацепила кончик носа. Кровь текла и никак не унималась, а у меня не было даже носового платка. Я просто стояла наклонившись и смотрела, как капает кровь, как расходятся по снегу ярко-красные пятна.
Наташа подошла к часовому (ей одной это разрешалось — она умела ладить с мужиками) и что-то горячо ему доказывала. Он неохотно покивал в знак согласия, и она направилась ко мне, снимая с шеи серое полотенце. Полотенца многие носили на шее — не было ни шарфов, ни платков, а лютый северный ветер леденил незащищенную шею через воротник бушлата.
Она подошла, приложила полотенце к моему лицу и сказала:
— Ничего, не страшно. Ты давай подержи, пока кровь не перестанет. Нет, не так, вот я тебе сейчас сделаю...
И она сложила полотенце вчетверо, засунула верхний конец под ушанку, а нижний заткнула под завязку шапки.
— Ничего, обойдется. Могло быть хуже.
Похлопала меня по плечу, жалостливо поглядела и отошла.
Стоять было холодно. Начинала работать — ранка становилась горячей. Я пыталась согреться ходьбой на месте. Снова бралась за лопату, потому что мерзли пальцы в ватных рукавицах, но опять ощущала горячую кровь в ранке. Ожидание конца рабочего дня было мучительным.
Солдат на вахте доложил о случившемся. Меня отвели в санчасть. Когда врач отодрал присохшее полотенце и прощупал зондом, цела ли кость, больно не было. Но показалось, что в тазик упало несколько льдинок. Может, просто показалось?
На ранку были наложены скобки, сверху — закрывающая глаз повязка, и надзиратель забрал меня в БУР. Несмотря на боль, я с облегчением думала о том, что на работу завтра не погонят, отдохну хоть несколько дней от холода.