Пауза.
…Когда я оглянусь…
Крэпп выключает магнитофон, раздумывает, смотрит на часы, встает, уходит в темную глубину сцены.
Проходит десять секунд. Щелкает пробка.
Еще десять секунд. Вторая пробка.
Десять секунд. Третья пробка.
Крэпп (поет дребезжащим голосом).
День едва мерцает,
Ночь уже близка,
Тени…
Приступ кашля. Крэпп снова выходит на свет, садится, утирает рот, включает магнитофон, усаживается в прежнюю позу, приготовляясь слушать.
Лента. …Оглянусь на ушедший год, как я надеюсь, быть может, просветленным взором старости, я увижу дом на канале, где мама лежала при смерти, поздно осенью, после долгого вдовства (Крэпп вздрагивает) и… (выключает магнитофон, чуть перематывает назад ленту, склоняется ухом к аппарату, включает магнитофон) при смерти, поздно осенью, после долгого вдовства и…
Крэпп выключает магнитофон, поднимает голову, бессмысленно смотрит в пространство.
Губы складывают слово «вдовства». Ни звука. Он встает, идет в глубину сцены, возвращается с огромным словарем, кладет его на стол, садится, ищет слово.
Крэпп (читает по словарю). «Безбрачное состояние одного из супругов по смерти другого». (Поднимает взгляд. Удивленно.) Безбрачное состояние?.. (Пауза. Снова смотрит в словарь.) «Глубокий вдовий траур… может относиться также и к животным, к птицам в особенности… траур птицы-ткачика… черный плюмаж самца… Райская вдовушка…» (Поднимает взгляд. С наслаждением.) Птица-вдовушка!
Пауза. Закрывает словарь, включает магнитофон, усаживается поудобней, готовясь слушать.
Лента. …и ту скамью на дамбе, откуда видно было ее окно. Там я сидел на промозглом ветру и хотел, чтобы она поскорей умерла. (Пауза.) Вокруг почти никого, только редкие завсегдатаи, няни, дети, старики, собаки, я уж всех их прекрасно знал — о, в лицо, разумеется! Одну смуглую молодую красотку я особенно помню, что-то белое, накрахмаленное, дивная грудь, и с черной крытой коляской, как похоронные дроги. Как на нее ни взгляну, я встречал ее взгляд. Но когда я набрался храбрости и заговорил с нею — не будучи ей представлен, — она пригрозила, что позовет полицейского. Будто я посягал на ее добродетель! (Смех. Пауза.) Но какое лицо! А глаза! Как… (подбирает слово) хризолиты! (Пауза.) Ну ладно… (Пауза.) Я был там, когда (Крэпп выключает магнитофон, погружается в задумчивость, снова включает) опустились шторы, такие грязно-коричневые, сборчатые, и, как назло, именно в эту секунду я бросал мячик маленькому белому песику. Я поднял глаза — и увидел. Все. Конец. И на несколько мгновений я задержал мячик в руке, и песик скулил и теребил меня лапкой. (