Он сгреб кабатчика за ворот собольей шубы, приподнял одной рукой, а другой полез за пазуху. Ворот затрещал, а Невзор заверещал, как заяц, настигнутый лисою. Потом начал больно царапать богатырские руки. Жихарь швырнул его в угол, подошел и легонько пнул ногой…
На шум и верещание прибежал со двора румяный Бабура:
— Государь Невзор, прости, недоглядел этого бродягу. Эк ты его в угол-то загнал!
Жихарь, ничего не соображая, угостил Невзора кулаком в глаз.
— Не бей его, Невзорушка, не марай ручки свои богатырские, они тебе для грядущих подвигов сгодятся! Мы его, невежу, лучше розгами выпорем! — посулил Бабура и побежал за подмогой.
Жихарь оставил кабатчика и отошел. «Вроде бы я его колочу, — размышлял он. — А выходит, что он меня?»
Тем временем снизу послышался дружный топот, и скоро в горнице оказалось полно дружинников. При Невзоровом управлении войско было наряжено по-новому: каждый имел на лбу наколотое слово «наш», чтобы можно было отличать в бою своих от чужих. Такая же метка имелась на ножнах мечей, на колчанах, на сапогах…
Дружинники принялись изгонять Жихаря, толкать под бока, бить под микитки и под зебры, а он почти не защищался — и ошеломлен был, и боялся покалечить товарищей. Только приговаривал:
— Да вы что, ребятушки, не узнаете меня? Ворошило, я же тебе жизнь спас, когда под наши стены кранты приходили! Матора, ты же у меня в кости нержавеющий ножик выиграл! Заломай, ты же меня тогда на пиру первый вязать полез, но то я уже давно простил! Опомнитесь, братцы, помилосердствуйте!
Но братцы не милосердствовали и узнавать Жихаря нипочем не хотели. Дивились только наглости пришлого бродяги и лютовали еще сильнее.
— Вреда ему большого не чините, а только вышибите со двора прочь! — распорядился Невзор. Глаз у кабатчика быстро чернел. — Прав Бабура, негоже мне обо всякую сволочь руки пачкать! Самозванцев пришлых нам не надо! Своих хватает!
Жихарь катился кувырком с лестницы и успевал думать:
«Вот так мне нищеброд присоветовал! В какую же новую беду я, простодырый, попал? Надо же, блин поминальный, никого не убил — а все равно один остался!»
Любовь — творец всего доброго, возвышенного, сильного, теплого и светлого.
Феликс Дзержинский
…К вечеру Жихарь окончательно понял, что остался один.
Никто во всем Столенграде — ни старожилы, помнившие его диковатым лесным мальцом, разбойничьим выкормышем, ни малые дети, которых он, будучи при деньгах, всегда оделял гостинцами, ни красные девицы, веселые жены и вдовы, привечавшие богатыря тайком и явно, ни злобные старухи-сплетницы, ни, как уже было показано, боевые сотоварищи, ни надежные собутыльники, в каком бы состоянии они ни пребывали, — ну никто его не узнавал.