Тетка Антя, строго разглядывавшая Алексея, заметив его удивление, объяснила:
— Это все от бывших квартирантов, товарищ.
— Какой же он товарищ, тетенька? — дурачилась Зося. — Это же мой Леша! Видите, какой он? А вы не верили.
— Ну, хватит, хватит! — смягчилась старуха. — Раздевайтесь, товарищ Алеша.
Вошел хозяин в рабочем костюме, перепачканном глиной, с мастерком и соколом под мышкой. Зося, повесив на гвоздь у двери шинель и рюкзак, бросилась к нему.
— Дядя Сымон, мой Леша приехал! — как глухому, крикнула она и, похорошевшая, стала рядом с Алексеем.
— А-а-а! Гвардеец… Раз так, я мигом…
Он вышел, не поздоровавшись с Алексеем, долго чем-то гремел на кухне и вернулся умытый, с мокрыми волосами, в чистой рубахе.
— Будет лизаться, покажи, — сказал он Зосе. Потом, отстранив ее, повернул Алексея лицом к окну. — Ничего себе. Придется, старуха, раскошеливаться, замочить это событие. А заодно и свадьбу сыграем. В лесу они, мабыть, не про это думали.
— Эт! — отмахнулась тетка Антя, но вскоре скрылась.
Принесли еще несколько стульев, передвинули стол на середину комнаты. Зося застлала его чистой скатертью, расставила тарелки, нарезала хлеба, помидоров, соленых огурцов. Алексей достал из вещевого мешка банку свиной тушенки, кусок сала. Хозяйка поставила два сизых поллитра, заткнутых бумажными пробками.
Куст шиповника за окном потемнел. В комнату вползали вечерние сумерки.
— Непорядок, — сказал Сымон, и, опустив штору, зажег электричество.
В комнате от этого стало уютнее, и Алексей, только теперь поверив в реальность того, что происходило, понял — перейден очень важный рубеж и начинается новая жизнь. Зося же, не сводившая с него взгляда, все чему-те улыбалась, затем, вдруг вспомнив — Алексей из госпиталя, заволновалась, принялась расспрашивать, не беспокоит ли рана.
— Хватит! — опять упрекнула тетка Антя. — Разве такие болеют?
Но Зося впервые не слушала ее, ласкалась к Алексею, заглядывала ему в лицо и все спрашивала:
— Нет, ты правду скажи! Болит?..
Пригласили Василия Петровича и торжественно сели за стол.
— Ну что ж! Хлеб на столе, руки свое, режь да ешь… За тебя, Лексей, за ваше счастье! — поднял чарку Сымон. — Как говорится, дай бог не последнюю.
Он чокнулся со всеми, разгладил бороду и торжественно опрокинул стопку.
— Говорят, что она вредит, — обратился он к Василию Петровичу, который торопился закусывать. — Это совсем неправда. Чем она может вредить? Чистая, как слеза. Кон-цен-трат, да и все. Только не лакать его, а знать меру необходимо.
— Ты-то знаешь… — сердито сказала Антя.
— И опять же, скажем, вода. Без нее человек жить не может. А попробуй выпей ведро. Да еще натощак… В армии и то дают. Как их, Лексей, называют? Подскажи.