Итак, обе были рядом — красивые, но немного скованные, не сводящие глаз не с его — увы! — а с королевского конца стола. К сожалению, это не темная театральная уборная, где ему не составило бы труда их расшевелить, отпустив несколько фривольных шуточек. Здесь он сам не в своей тарелке, и даже говорить ни с кем нет охоты. А может, все-таки… Бинетти, в последние дни все настойчивее старавшаяся прибрать его к рукам Бинетти. Что бы она сделала, если б он сейчас признался, во сколько ему уже обошлась эта шлюха? Или если б сообщил, что был по отношению к ней столь пылок благодаря сопернице да еще, быть может, неплотно закрывающейся двери? Достаточно наклониться и шепнуть ей это на ухо. Интересно, как она поступит? При короле даст ему пощечину? Выколет вилкой глаз? Откусит нос?
А эта вторая, Катай… Провинциальная гусыня, невесть что о себе возомнившая, думал он еще неделю назад, когда она со смехом заперлась от него в своей спальне. Наглая, опасная шлюха — теперь в этом не приходилось сомневаться. Спасение девственницы! Это уже не смешно, а противно. Хотя, возможно, нуждающаяся в спасении девственница — он сам, по уши, как нетронутый юнец, влюбившийся в заурядную — о нет, в худшую из худших! — потаскуху. На что он, собственно, надеялся? Вчера только родился на свет? Не знает театральных нравов? Полжизни провел за кулисами, а сейчас, как последний дурак, позволяет водить себя за нос! Да ведь таких, как она, выпускают на сцену, только когда ими попользуются все мужчины за кулисами и половина зрителей. Почему Катай должна быть исключением? Потому, что у него в голове помутилось? Сентиментальный ловелас, вот он кто. Сентиментальный ловелас и хитрющая шлюха. Тема для романа, достойного его пера. Особенно при той поганой жизни, которую он вынужден тут влачить…
Никто на него не смотрел, так что необязательно было прикидываться, будто он не голоден. Джакомо начал с устриц и чуть об этом не пожалел: спазма внезапно сжала глотку, и ему лишь с превеликим трудом удалось избежать позора. Вот был бы номер, если бы он взял да выплюнул на стол перед его королевским величеством королевскую же устрицу. Но может, тогда они там, на почетном конце стола, перестали бы на минуту молоть языками, может, хоть по такому случаю удостоили бы его своим вниманием?
Но что же с ним все-таки, черт побери, творится? Заболел? А может, какая-нибудь из этих ведьм его сглазила? Джакомо покосился влево. Бинетти? Не исключено. Что-то ведь его старинная подружка замыслила, какие-то не до конца понятные интриги против Катай плетет — правда, не без его участия, но как знать, кто падет их жертвой — соперница или он? Скорее всего, оба.