Святые угодники, неужели он состарился? Ладно, нет денег, нет свободы выбора, но почему ни на что нет охоты?! Нищий старик, способный только жевать. Опозорят тебя, старикашка, убьют, бросят на съедение псам. Защищайся, пока еще можешь.
Вольтер — чем не тема, способная заинтересовать высокое общество? Или животный магнетизм; он им расскажет про Иеремию, почему нет? Пообещает продемонстрировать при дворе его необыкновенные способности, ослепит всех сиянием подлинного чуда. А панталоны с разрезом спереди — это ли не предмет для обсуждения в кругу избранных? Если же и последнее не подействует, он, возможно, позволит дамам упросить себя и в сотый раз поведает, как бежал из Тюрьмы Под Свинцовой Крышей.
Чепуха все это. Не знает он никакого Вольтера. Его отравили, а может, сам отравился… При воспоминании о картофеле хочется блевать. Он спит. Знать ничего не знает ни о магнетизме, ни о панталонах с разрезом. Да и вообще смутно себе представляет, где находится, — то ли в тюрьме, то ли на куче колючей проволоки…
Что-то коснулось левого бедра, защекотало; Джакомо не сразу сообразил, что это пальчики Бинетти. Бинетти, девочка моя, кажется, одна о нем еще не забыла. Но не слишком ли увлеклась, неужто не боится, что ее поведение сочтут оскорбительным для монарха? Ох уж этот монарх, не устающий смеяться и сыпать шутками; похоже, он не столь уж чувствителен, хотя кто его знает? Ежедневно рассказывая свои байки при дворе Фридриха, Казанова никогда не мог угадать, куда попадет вечером: в казну или в темницу. Но здесь не байки нужны. Здесь… Джакомо почувствовал руку на правом колене.
Катай. Ого, дело принимает нешуточный оборот. Сговорились они, что ли? Чепуха, эти красотки скорее выцарапают друг дружке глаза, чем найдут общий язык. Очаровательные тигрицы не способны делиться добычей. Во всяком случае — живой добычей.
Кровь резвее побежала по жилам, оцепенение как рукой сняло. Необходимо что-то сделать, воспользоваться моментом. Без денег, без расположения короля, без знакомств при дворе он погибнет. Его просто разорвут в клочья. Загрызут. Опозорят. И в первую очередь эти две красивые хищницы, уже испытывающие остроту своих коготков на его ляжках. Первая осторожно, незаметно, миллиметр за миллиметром, приближается к месту, где невинная забава перестанет быть таковой. Вторая действует быстрее, решительнее, она уже почти у цели. Обезьяний вопль. Громы небесные. Хруст размозженных костей. Это ему грозит. Гораций. Образец. Придворный поэт. Гораций?
— Если вы, кавалер, не разделяете нашего мнения, почему не выскажете своего?