Холодно не холодно, ему тут делать нечего. Теплая постель с горячей красоткой — разве это не лучшая награда? Он сперва велит ей прикрыть себя пледом, крепко обнять и не выпускать, пока не скажет. Божественные будут минуты. Ну а потом позволит разогреть себя другим способом. Джакомо нагнулся, чтобы вытащить застрявшую между пальцами ноги крошку, а когда выпрямился, ощутил на голой спине грубую шерстистую рубашку. С удивлением обернулся. Василь. Волосатый, как обезьяна, и рожа, как у обезьяны, выпрашивающей морковку. Ну и почитатели у него. Дождался! Вместо Катай — Василь. Надеется, он забудет его каннибальскую выходку. Впрочем — забудет, уже забыл. Неожиданно для самого себя улыбнулся Василю и вышел, чтобы окончательно не расчувствоваться. Рубашка воняла козлиным потом и липла к спине, но он и виду не показал, как ему противно. А то еще и этот вздумает сунуть голову в петлю…
За дверью, однако, он сорвал с себя эту пакость — что подумает его почти коронованная возлюбленная, почуяв отвратительный запах? — и швырнул в глубину коридора. Обольется одеколоном, она и не почувствует, подумал, не сомневаясь, что расстается с вонючей тряпкой навсегда. Но не успел сделать и шага, как рубашка оказалась у него на голове. Кто-то его придержал, кто-то обхватил шею руками. Джакомо даже не вырывался, не пытался оказать отпор. В глубине души он этого ждал. Головорезы Браницкого или какого-нибудь другого дьявола. Явились, чтобы его убить. Ну, скорей же. Чего они ждут? Он готов. Может, хоть последнее доброе дело зачтется ему на небесах. Как там будет? Как там будет? Этот вопрос вытеснил все прочие мысли. Словно на этом свете его уже ничто больше не интересовало. Как? Наверно, темно, но, уж конечно, никакой вони. Он задохнется от этого смрада еще до того, как убийцы решатся всадить ему под ребро нож или перерезать глотку. Почему они медлят? Пускай делают свое, лишь бы кончились мучения. Это конец? В самом деле? Верно, конец, раз даже пошевельнуться нету сил. Он уже мертв?
— Хватит.
Кто это сказал? Почему по-французски? Местные бандиты не столь образованны. Голос знакомый. Ну и что — ему знакомы тысячи голосов. Клещи на шее внезапно разжались, мышцы — должно быть, невольно, он ведь не сопротивлялся — напряглись, и мерзкая тряпка взлетела высоко вверх.
— Браво. Браво, господин Казанова. Первый правильный поступок.
Огонек сигары приблизился к лицу. Даже не узнай он голоса, запах крепкого табака подсказал бы, кто перед ним. Полковник Астафьев. Призрак или сон? Кошмар, сотканный из нервного напряжения и усталости?