— Битая, — уточнила я, оттаивая.
Вскоре столовая украсилась бронзовым бюстом Рафика Ханмурзаева. Это был небольшой бронзовый бюст повелителя, выполненный в духе советского реализма, то есть передававший не только черты лица модели, но и его идейную наполненность. Несмотря на только что пережитые последствия сотрясения мозга, нажитого непомерным весельем при слове «королева», я еле удержалась от смеха, увидев это маленькое бронзовое чудовище на обеденном столе. Давясь супом, кое-как продержалась обед. Положение усугублялось неизбежностью разговора о художественных достоинствах этого железного монстра.
Камиль серьезно и даже печально рассуждал о внешнем сходстве прототипа и образа, созданного скульптором. Рафик любовался собой в уменьшенном масштабе и рассуждал о новом заказе: Барыга в полный рост.
Между прочим, картина на эту волнующую тему уже украшала холл на первом этаже дома. Это был портрет Ханмурзаева, сидящего в кресле, нога на ногу, и пронзительно глядящего прямо в глаза зрителю. Портрет поражал фотографическим сходством с самим Рафиком. В углу стояла подпись: «Тимур Багров». Молодые таланты всегда нуждаются в деньгах!
— Алла, — обратился хозяин ко мне, — как ты думаешь, скульптура будет красивой?
— Очень красивой, — бледно отозвалась я, не поднимая глаз. Смех может убить меня, в прямом смысле — уничтожить!
— Твой бывший сотрудник Горюнов, — продолжал делиться планами фюрер, — создал хорошие логотипы для моей организации. Я хочу, чтобы ты, как женщина, оценила их.
— Хорошо, — ответила я, снова предчувствуя приступ опасного веселья: мало ли что он там придумал! И не ошиблась!
На следующий день ко мне в спальню вошел Рафик, неся в руках папку с логотипами для своей «организации». Когда он раскрыл ее на журнальном столике одного из мебельных оазисов гипер-комнаты, я чуть не упала с дивана! Нет, Мишка не так уж и глуп! Заказчику он угодил, это было видно по довольной роже Барыги. На распечатках, сделанных струйным принтером, красовались изображения сфинкса с лицом Рафика в окружении лавровых венков. Эта прелесть была исполнена в золотистых тонах на черном фоне.
«Прям, как мой сортир!» — подумала я и почувствовала, что сейчас сорвусь: буду смеяться, пока не умру!
— Отлично, — пробормотала я. Пытаясь скрыть смех, закашлялась, встала, продолжая кашлять, прошла в упомянутый туалет и, включив воду, стала смеяться, смеяться, смеяться… Уже выступили слезы, перехватило дыхание, а я все сотрясалась в судороге, и конца этому не было.
В дверь постучали. Ужас при мысли, что он мог услышать смех, помог мне остановиться. Закрыла воду и открыла дверь, покашливая.