— Что папаша, в темноте читаешь? — засмеялся Бендер.
— Почему в темноте, граждане, читал при свете, — указал он на электроосвещение у ворот, где были открыты двери привратницкой. — Но в газете такое, что вот и держу все ее… — вздохнул сторож.
— Что же там «такое», папаша, — спросил Остап. — Родственники графа Воронцова приезжают? Новое землетрясение ожидается?
— И не то, и не другое, товарищи… В газете, значит, о казни лейтенанта Шмидта говорится.
— Лейтенанта Шмидта?! — невольно шагнул к сторожу Балаганов.
— Лейтенанта Шмидта… — протянул и Бендер, взглянув на рыжекудрого своего «молочного братца», названного сына героя. — И что же там о нем пишут, расскажите?
— Это можно, ночь скоро пройдет… Значит так, повели Шмидта на расстрел, а моряки значит того, не решаются. А адмирал как закричит: «Не выполнять повеление равносильно бунту!» Аж шея его побагровела: «Вы должны его расстрелять! Государь торопит казнь!» А у того на глаза пленка наползла, как у зарезанной курицы…
— У лейтенанта Шмидта? — спросил Балаганов.
— Да у того, кто должен расстрелять героя, друга Шмидта, они учились вместе. Он клялся в свое время, ирод, в верности Шмидту на Севастопольском кладбище после его речи. «Слушаюсь», — ответил он адмиралу и пошел…
— Расстреливать друга? — выдохнул Балаганов.
— Да. Тут пишется, — тряхнул свернутой газетой сторож, — рассвет был мутный, злой. Густой туман, мрачность легла на берега. Его поставили и матросов… А Шмидт узнал своего дружка-палача, значит, и так громко и просто говорит в необычайной тишине: «Миша, скажи своим людям, чтобы они целили вернее». И взгляды друзей встретились… Лицо Шмидта было бледно. И он еще сказал: «Хоть раз в жизни не трусь и не тяни», — сказал герой громко и отчетливо. — И рассказчик снова тряхнул газетой: — Затылки у матросов дрожали, и приклады винтовок судорожно постукивали о землю… А когда прицелились, тот махнул рукой и отвернулся. Защелкали вразброд вороватые выстрелы и… Николай Шмидт упал…
— Вы знали об этом, Шура? — спросил Бендер.
— Ой, нет, командор, если по справедливости… — прошептал тот.
— Так рассказывать еще, товарищи? — взглянул на одного, другого и третьего ночной страж дворца.
— Да-да, конечно, конечно, папаша. Хотя мы завтра и почитаем сами в газете, но не терпится узнать, что дальше?
— А после казачья сотня прошла над его телом и утрамбовала землю, чтобы не было видно даже того места, где зарыт поднявший руку на царя и дерзко объявивший себя командующим Черноморским флотом… непременно он, подлец, пить хочет, к фонтану Трильби направляется…