Взгляд Кристины упал на фотографию, небрежно воткнутую в рамку зеркала, и потеплел. Солнечный летний день, центральная улица города, пластмассовый столик под огромным зонтом, и смеющаяся от души парочка, совершенно не обращающая внимания на то, что их фотографируют. Наверное, именно поэтому снимок и получился таким душевным. Кристина провела пальцами по глянцевой поверхности. Сумасшедшее, совершенно не рациональное, втемяшившееся ей в голову желание стало практически невыносимым. До такой степени, что мыслить разумно не было уже сил. Так же, как не было сил совладать с собственными чувствами, превратившимися в безжалостных монстров. Кристина решительно вскинула подбородок. Какая разница, целесообразно она поступает или нет? Какая разница, нормально это или ни в коей мере? Господи, неужели нельзя хотя бы раз в жизни сделать то, чего тебе очень хочется? Всего одно движение сердца, всего один поступок, всего одно только желание… В конце концов, если ты полгода не видела мужчину, которого любишь, сделать шаг навстречу — это не такое уж большое преступление! Увидеть яркую, слепящую глаза синь, улыбнуться золотым кронам деревьев, вдохнуть прохладный воздух раннего утра, с грохотом распахнуть перед собой оконные створки и сделать шаг. В осень, в небо, в ветер, в безумное никуда, начинающееся сразу за карнизом окна девятого этажа. Всего один поступок, всего одно движение сердца, всего одно только желание…
Лифт был новым, блестящим и стремительным. Он с радостным гудением легко поднялся до девятого этажа, с мягким шипением остановился и бесшумно разжал створки. Из лифта никто не вышел, однако незапертая дверь открылась настежь, словно поддаваясь посторонней руке. В распахнутое окно, навстречу невидимому посетителю, тут же ворвался осенний ветер. Он взметнул к потолку тюль, прокатил рассыпанные по столику косметические карандаши и сдул на пол плотный листок бумаги. Цветное мгновение яркого летнего дня… Смеющаяся парочка, не обращающая внимания на окружающих… Фотография послушно скользнула под диван и жалобно зашуршала. Старые часы возмущенно захрипели, с боем начав отсчитывать время, а очередной порыв ветра, дребезжа стеклом, принес в пустую комнату крики прохожих, сирену скорой помощи и кленовые листья. Они оседали на постели, на столике, на зеркале и плавно скользили по полу. Один, особенно упрямый лист, добрался до прихожей, нырнул в приоткрытую дверцу шкафа и осел на черной, спортивной мужской куртке, пахнувшей миндалем и легкими сигаретами. Этот кленовый лист, почему-то, оказался шестиконечным. Однако ни куртка, ни стоявшие внизу тяжелые черные мужские ботинки ничего по этому поводу не сказали. Наверное потому, что просто не умели говорить. А может быть, они изо всех сил загадывали свое самое заветное желание? Может быть. Ведь им тоже (уже полгода как) было скучно без хозяина.