– Ма? Ты что здесь делаешь? – спросил Никита, включив свет в кухне.
Вероника от неожиданности вздрогнула, опустила веки от света, больно ударившего в глаза.
– Я не слышала, как ты вошел, – сказала она и отвернулась к окну. Ей не хотелось, чтобы сын видел ее опухшие, покрасневшие от слез глаза.
– А кто умер? – спросил он, увидев на голове матери черный траурный платок.
– Старушка, которую я лечила.
– Ты по всем больным, которые умирают, носишь траур? – спросил Никита, приблизившись. Он посмотрел на документы, лежавшие на столе. Заметил договор пожизненного содержания, оформленный на имя матери.
– Не смей так говорить! – вспыхнула Вероника и обернулась.
Никита успел отойти от документов.
– А ты не кричи на меня! – нервно сказал он. – Никто не виноват, что ты плохой врач и у тебя на участке умирают больные!
– И как ты… – Вероника вскипела.
– Да вот так. – Никита стукнул дверью и повернул ключ в замке своей комнаты.
Никита, вернувшись со свидания с Дианой, закрылся у себя. Разговор с Тимуром не давал ему покоя. Он и сам прекрасно сознавал, что нужно завязывать с наркотиками, но для этого требовалось определенное настроение. А ему постоянно что-то мешало. Сегодня он решил попробовать не колоть «слона» – так знакомые ребята называли героин. Никита решил, что надо отвлечься и писать книгу, но в голову ничего не приходило. Он до умопомрачения напрягал память, однако, кроме головной боли, ничего не ощущал. Странно, но ни одна дельная мысль не посещала его, как будто он никогда и не испытывал творческого вдохновения. Никита попытался сделать хотя бы наброски, но на бумаге появлялись только отдельные слова: «Диана», «слон», «фен», «чек»…
Обуреваемый злостью, он изорвал лист бумаги в мелкие клочки, рассыпав их по комнате, словно снежинки. Не может быть! Ведь он писал с таким вдохновением и мысли сами лились на бумагу! А теперь он на уровне приматов? Хотя бы пару слов написать, а потом все пойдет как по маслу. Нет, ничего не получается! В голове, как в деревянной бочке, гудит пустота.
Злой на себя и на весь мир, Никита нервно закурил. Раньше он не позволял себе курить в комнате, да и мать ругалась, а теперь ей все равно. Ей ближе и роднее какая-то чужая старуха, которая спокойненько отжила свой век и отдала Богу душу. А что творится в душе собственного сына, матери не важно. Нарядилась в черный платок и шмыгает носом. Еще и договор о пожизненном содержании успела вырвать у старушки, но не призналась. А почему? Хочет деньжат подзаработать, чтобы никто не узнал? Хорошо, пусть продает старухино жилье, пусть. Только вот не надо родного сына обделять! Придется с ним делиться.