На третий день она занималась стиркой, и ей на глаза попалась блузка Валентины. Ее любимая, которую та часто надевала, когда в первый раз встречалась с новым гостем. Она была сшита из полупрозрачной бледно-голубой марлевки, образующей сборки на талии и на рукавах и облегающей грудь. Широкий низкий вырез украшала оборка, и спереди не хватало только одной из деревянных пуговиц. Когда Валентина ее надевала, ей приходилось с усилием втискивать свои груди в лиф, где те вздымались, находясь в состоянии неустойчивого равновесия, и подрагивали, когда она двигалась. Димити осторожно скатала блузку в трубочку и засунула за пояс своей юбки. Не годилось оказаться пойманной за похищением. Даже страшно было представить, каковы могли быть последствия. Перед тем как уйти из дома, она как следует расчесалась, причем с такой яростью, что даже слезы потекли из глаз, когда гребень продирался через ее спутанные волосы, а затем, скрепив их шпильками, соорудила на голове высокую прическу, из которой сзади выбивалось несколько прядей, щекотавших шею. Отойдя подальше от «Дозора» и спрятавшись за живой изгородью, Димити надела блузку Валентины. Она была ниже матери, с более тонкой талией и менее объемным бюстом, но блузка сидела на ней великолепно. У Димити не было зеркала, чтобы проверить, как она выглядит, но когда она посмотрела вниз и увидела свою грудь в глубоком декольте, то поняла, что ее тело принадлежит уже не ребенку.
Димити уселась вблизи тропинки, шедшей вдоль утесов, на лужайке с цветущим клевером. Она поставила рядом корзину с фасолью в стручках и принялась ее лущить. Димити не знала наверняка, придет он или нет, но она часто наблюдала, как Чарльз прогуливается именно этой дорогой, и вскоре действительно заметила его высокую фигуру. Когда девушка увидела, как он приближается широкими шагами, сердце бешено забилось в груди. Она села прямее, отвела плечи назад и поправила блузку, чтобы та лучше их открывала, обнажая линию ключиц и мягкие изгибы под ними, там, где начинались руки. Солнце пригревало кожу. Димити пыталась расслабиться, чтобы лицо не выглядело напряженным, но яркий свет бил в глаза, и приходилось прилагать усилия, чтобы не щуриться. В конце концов ей все-таки пришлось немного прищуриться. Она поджала губы, негодуя на себя за эту слабость, переживая из-за того, что не может снова поднять глаза, – в этом случае мог провалиться весь план, состоявший в том, что он должен был застать ее врасплох. Морской ветер шевелил пряди волос на шее, и его холодные прикосновения вызывали у нее дрожь. И тут Димити услышала слова, которые мечтала услышать целый год, и закрыла глаза от счастья.