После уроков Димити всегда разрывалась между стремлением поскорей уйти и нежеланием оказаться впереди всех. Ей не нравилось, когда остальные шли сзади по дороге, ведущей в Блэкноул, потому что в таком случае они все время над ней глумились и бросались чем попало. Иногда она пряталась и ждала, пока все пройдут, и шла позади одна, следя, чтобы ее всегда скрывал от их глаз один поворот дороги. Она не боялась их, нет. Точней будет сказать, что они ее утомляли. Она так же мало желала общаться с ними, как и они с ней. «Не трогай это! До этого дотрагивалась Димити! Теперь на этом ее вши!» Каждое оскорбление, каждое обидное слово, брошенное в ее адрес, походило на дротик для метания в цель, который пробивал ее кожу и оставался торчать в ней, застряв так сильно, что его было нелегко вытащить. Димити старалась не замечать других школьников, когда те шли сзади, и старалась, чтобы ее мучители никогда не видели, как она плачет. Они напоминали стаю гончих, которые приходят в неистовство при любом признаке слабости жертвы. Она различала обрывки болтовни, когда их слова доносил ветер, слышала, как они играют и шутят, и ей хотелось испытать, каково это – стать одной из них, только на один день, на короткое время. Просто чтобы узнать, насколько по-новому она бы себя чувствовала.
Иногда вместе с ней шел Уилф Кулсон, худой коротышка, поздний ребенок того самого улыбающегося Марти Кулсона и его всеми осуждаемой жены Ланы. Она к сорока пяти годам родила уже восьмерых и думала, что на этом ее мучения закончились, но вдруг зачала Уилфа. У мальчугана постоянно текли сопли, а левая ноздря была покрыта коркой. Димити предлагала ему накапать на носовой платок розмариновое масло, чтобы протереть нос, но Уилф только мотал головой и говорил, что брать у нее что-либо ему запретила мать.
– Почему? Твой папа иногда к нам приходит. Так что и твоя мама не должна против нас возражать, – сказала однажды Димити.
Уилф пожал худыми плечами:
– Ей не нравится, что он вас навещает. Мама утверждает, что даже разговаривать об этом нельзя.
– Это глупо. В розмариновом масле нет ничего плохого. Я сама его приготовила из свежих веток куста, что растет у нас на заднем дворе.
– Моя мама вовсе не глупая. Не говори про нее так. Наверное, ее отношение к вам связано с тем, что у тебя нет папы, – заявил Уилф.
Стоял ноябрь, убранные поля были распаханы. Она и Уилф, то и дело поскальзываясь, ковыляли по тропе, идущей напрямик там, где дорога образовывала большую петлю. Светло-серое месиво засасывало их башмаки, приходилось идти, неловко расставляя ноги. Небо в тот день было того же цвета, что и грязь.