Остапишин, случайно спустившись в метро накануне очередного Нового года, подкинул новый острый сюжет: познакомился с румяной Татьяной и так быстро вскружил барышне голову, что Новый год мы встречали в ее квартире на Кутузовском. У Татьяны была подружка Катя, студентка психфака МГУ. Катерине некуда было деться от меня, а мне — от нее. Стали дружить парами — Саша с Таней, и я с Катей. Саша скоро остыл к Татьяне. Мои же отношения с Катериной хотя никогда не пылали, но теплились долго. Я наездами бывал в квартире в Кунцево, где Катя жила одна — ее родители работали в Брюсселе.
Морозным вечером в конце зимы наша большая компания убивала вечер в «Чикен Гриле», единственном ресторане в недавно открывшейся шикарной торговой галерее «Садко–Аркада»[91], где можно было поесть недорого и за рубли: к входной стеклянной двери скотчем был приклеен белый лист с надписью от руки «Rubles only!». Другие рестораны в «Садко-Аркада», а их было несколько, работали только за СКВ (свободно конвертируемую валюту). «Чикен Гриль» был рестораном самообслуживания, в его меню было одно основное блюдо — курица гриль.
Дверь распахнулась, и в ресторан, мокрые от снега, влетели две девушки и сели за свободный столик. Одной из них была Катя. К тому дню мы не виделись около двух недель. За это время меня угораздило увлечься Гольданской, правнучкой первого советского нобелевского лауреата. И не только меня. Все одновременно влюбились в Ольгу Дмитриевну. Оттого ли, что Оля в то время стала как-то восхитительно свежа, или, быть может, красота ее тогда особенно проявилась? А может, ее головокружительный танец на подоконнике у Лаврентьева под песню Стиви Уандера «There’s а place in the sun, where there’s hope for everyone»[92] нас так очаровал? Или низкий голос с легкой, едва заметной хрипотцой сбил с толку? Неведомо… Оля притягивала. Впрочем, она об этом даже не догадывалась. Я подошел к Кате:
— О! — удивилась она. — Привет! Ты один?
— С однокурсниками, — я махнул рукой в сторону нашего стола.
— О! Остапишин! Привет! Женя! Лаврентьев! Привет! — еще больше обрадовалась она и шепнула: — А кто там еще?
— Гольданская, Калинин, Турищева…
— Ясно, — Катя не хотела слушать незнакомые фамилии, — а ты куда пропал? Почему не звонишь?
— Знаешь… хандра. Сплин, — быстро придумал я. — Две недели последние были какие-то замороченные. Черт знает что. Устал.
— А хочешь, у меня поживи, отдохни!
— Да я бы с радостью, но… понимаешь… — я запнулся. В тот вечер я стремился к Гольданской, но ведь об этом Кате не скажешь.
— Я сейчас все равно у бабушки живу. Она попросила. Моя квартира пустует, — Катя достала из сумки ключи от квартиры. — Держи! На всякий случай.