Так, за дверью часовой, кажется, один. Можно попробовать заманить его сюда и обезоружить. Впрочем, сделать это непросто, наверняка он предупрежден, чего от меня можно ждать, и будет настороже. Да и что бы ни рассказывали на тренировках, одолеть в рукопашной схватке опытного, ловкого, да еще и вооруженного мужчину — совсем не просто. Боли они тут боятся куда меньше, чем в нашем мире, так что любым, даже самым ловким броском, стражника можно только раззадорить».
Словно кто-то подслушивал ее мысли, — лязгнул засов, дверь приоткрылась, густой бас огласил:
— Трапеза вашей милости.
— Трапеза?! — Женечка сделала надменное лицо. — Какая еще трапеза, если я до сих пор не побывала в церкви?! Я желаю причаститься и исповедаться! — Она для убедительности топнула ногой. — И уж потом только вкушать земную пищу!
Желудок прелестницы обиженно застонал, не понимая, чем так прогневал хозяйку, но Евгения была неумолима.
— Я сообщу мессиру, — прогудел тот же голос. — А с едой-то что делать?
— Вносите, — обреченно вздохнула Благородная Дама. — Знаю я вас, плутов и обжор, чуть отвернешься — все до крошки съедите!
— Какие еще плуты? — обиделся сторож. — Да я тут сам-один, не трону я вашу еду!
«Ага, стражник один, — для себя отметила Женечка. — Надо бы уточнить, когда будет сменяться».
— Ну, ты-то, может, и не съешь, — умерила гнев пленница. — А вот, поди, как стану я молиться, кто на смену тебе придет — уж он-то точно решит, что еда для него принесена!
— Да то еще на закате только будет, — печально вздохнул караульный.
— Так что ж ты, вот так, не евши, и стоишь?
— Как сменюсь — поем, — заверил ее собеседник. — Оно, конечно, мяса в похлебке не оставят, а бобов-то хватит.
— Нехорошо, — с сочувственным вздохом промолвила девушка. — Несправедливо. Вот так стоишь, тут, стоишь, почитай, без толку, а воздаяние где? Другие, небось, сейчас жрут от пуза, а тебе — хуже, чем псу — миску пустого хлебалова с ночным ветром вприкуску.
— Ну, так служба. — Караульный с благодарностью поглядел на Благородную Даму, точно глянувшую ему в душу.
— Не ценит тебя господин твой: этакому бравому воину — сторожить запертую дверь.
— Куда поставили, там и стою, — нахмурился вояка. Он и сам был не рад торчать весь день в башне, карауля безобидную девицу. Но приказ есть приказ.
— Это-то ясно. Но с другой стороны, птичкой я не обернусь, в небо не улечу, засов не перегрызу — что тут сторожить? Пошел бы, поел.
— Не могу, — сокрушенно вздохнул воин. — Не дозволено мне с поста уходить.
«Вышколенные они тут», — с грустью подумала Женечка и добавила: