Мы уже говорили о визите, отданном Генрихом IV мадам де Монпансье, его тетке, по возвращении в Париж. Но был и другой визит, к другой тетке, мадам де Конде, вдове герцога Конде, убитого при Жарнаке.
Она в это время вышла, и, так как никто не мог ему ничего объяснить, ему пришлось войти в ее спальню. Мсье де Ноай выходил в это время оттуда. Он оставил на кровати листок, на котором были начертаны две строки:
Увы! Вдали от божества
Страдаю бесконечно!
Генрих взял перо, закончил куплет, написав две следующие строки под двумя первыми:
Я с Богом не вожу родства,
А тетя очень человечна!
После чего он вышел.
Теперь предстояло наставить короля в истинной католической вере. Это тяжкое бремя было возложено на господина Дюперрона, епископа Эвро. Бремя это было еще более трудным, если учесть, что наставлять приходилось именно Генриха IV.
Епископ начал с того, что объяснил ему, что такое ад. Генрих IV, казалось, внимательно слушал все то, что говорил ему епископ. Это ободрило его.
— Сир, — сказал он, — теперь перейдем к чистилищу.
— Бесполезно, — сказал король.
— Почему бесполезно? — спросил епископ.
— Я знаю, что это.
— Как, сир? Вы знаете, что такое чистилище?
— Да.
— Что же это?
— Монсеньор, — сказал король, — это добыча монахов; не грабить же их…
И дальше наставление не пошло. Может быть, потому Генрих IV так никогда и не стал настоящим католиком. Но случалось и такое. Генрих IV вел войну против герцога Савойского и осадил Монтейан. Король, укрывшись с Сюлли за скалой, руководил артиллерией. В это время ядро, выпущенное осажденными, ударило в скалу, и часть ее раздробило в куски;
— Ventre-saint-gris! — воскликнул Генрих и осенил себя крестом.
— Ах, сир, — сказал Сюлли, — теперь никто не разубедит меня в том, что вы добрый католик.
Но, возвращаясь из этой кампании, Генрих пересекал городок, куда заранее отправил, проголодавшись, каптенармусов приготовить обед, как вдруг был остановлен депутацией во главе с мэром.
— Ventre-saint-gris! — сказал он. — Не хватало еще долгих разговоров. Но что поделаешь, придется терпеть.
И он остановил лошадь. Мэр подошел к его стремени и, держа в руках огромную бумагу с заготовленной речью, опустился на колено; но при этом достойный горожанин немного не рассчитал. Коленом он попал на камень. Это причинило ему такую боль, что он не мог сдержаться и грязно выругался.
— Прекрасно! — воскликнул Генрих IV. — Остановимся на на этом, мой друг! Что бы вы ни добавили, это только испортит то, что вы уже сказали. А теперь — обедать.
Генрих IV отдавал предпочтение кратким речам.