— Господа, я прошу всех вернуться отсюда в Париж и молить Бога даровать мне утешение.
Дворяне поклонились и вышли. С королем остались только Бельгард, граф де Люд, Терм, Кастельно, де Шалёсс, Монгла и Фронтенак.
И когда Бассомпьер, который провожал герцогиню из Фонтенбло в Париж, выходил вместе с другими, король его задержал.
— Бассомпьер, — сказал он. — Вы последним видели ее, останьтесь со мной и поддержите меня.
«Таким образом, — говорит Бассомпьер, — мы оставались в той же компании на протяжении пяти или шести дней, разве что несколько посланников присоединялись к нам и после краткого разговора с королем тотчас отправлялись назад».
Прошла неделя, Генрих IV удерживал подле себя только Бюсси, Замета и герцога де Ретца.
Герцог однажды, выслушав жалобы короля, сказал ему, почти смеясь:
— Честное слово, сир, в конце концов, эта смерть мне кажется даром небес.
— Даром небес? И почему? — спросил Генрих IV.
— Но подумайте о громадной ошибке, которую вы могли сделать, сир!
— Какой ошибке?
— Жениться на этой женщине. Сделать из мадемуазель д'Эстре королеву Франции. О, я еще раз клянусь Богом, что судьба проявила к вам благосклонность.
Король уронил голову на грудь и задумался. Потом, подняв голову, сказал:
— Может быть, в конечном счете вы правы, герцог. Благосклонность или испытание; думаю, что на всякий случай я должен поблагодарить Бога.
«И он благодарил Бога и успокаивался столь смиренно, — пишет автор «Любовных похождений великого Александра», — что три недели спустя влюбился в мадемуазель д'Антраг».
Что не помешало королю три месяца ходить в трауре. Он ходил в черном, против обычая, так как траур королей — фиолетовый.
Что же до бедной Габриель, о ее смерти ничего более не узнали. Остался только слух, что она была отравлена.
Велика была радость в Росни. Габриель умерла в субботу утром, но еще в пятницу вечером Ла Варенн отправил гонца в Росни.
Таким образом, в тот самый час, когда Габриель умирала, Сюлли обнимал свою жену в постели, говоря:
— Моя девочка, вам не придется появляться на утренних туалетах герцогини. Струна лопнула.
Что же до Замета и Ла Варенна, они остались в милости у короля — Замет называл свою денежную сумму «Мост покаяния королей», а Ла Варенн, закладывал церковь де Ла Флеш.