— Какая прелесть…
Ахает аури, и одевает подарок на шею. Ей идёт. Огненный язычок пламени внутри камня трепещет, словно живой. Глаза жены становятся ещё больше, а я довольно улыбаюсь — правильно угадал, что ей понравится. Мой взгляд падает на стену, где висит местная гитара. Струн, правда, восемь, но, думаю, что справлюсь.
— Дайте мне инструмент.
Обращаюсь я к служанке. Та торопливо снимает неуклюжий агрегат, подаёт мне. Честно говоря, я удивлён, что на нём металлические струны. Аури с любопытством смотрит на меня:
— Хочешь сыграть? А ты умеешь?
Шевелю пальцами — я не гитару брал в руки уже очень давно, с той поры, как вылетел в последний свой бой… Но Боги не выдадут, а свин не съест:
— Попробую. Только если ошибусь, прости.
Она улыбается, машет рукой:
— Я готова простить тебе всё, что угодно…
Быстро перестраиваю инструмент на свой лад, снимая две лишних струны. Звук довольно глухой, но чистый. Беру для пробы пару аккордов, вроде получается. Краем глаза замечаю, как в углу кучкуются слуги. Чтобы сыграть? И как петь? Пытаться переложить наши песни на фиорийский? Но так вот, сразу, вряд ли получится…
— Я не знаю фиорийских песен, поэтому буду петь на родном языке Северных Островов, а потом переведу.
Аури кивает в знак согласия, поняв, что эти слова предназначены для слуг. Набрав в грудь побольше воздуха, я начинаю. Лёгкий перебор струн. С каждым аккордом пальцы слушаются меня всё лучше, а спустя минуту сами, уже без малейших ошибок скользят по выпуклому широкому грифу. А потом я начинаю петь… Все, включая Яяри, замирают, а слова легко льются из моего горла:
Говоришь, если остры края,
Даже желание тая, почему то не тороплюсь.
Но отвечу небу и вечности я, чтобы знали, в чём я клянусь.
Голос мой, пускай ещё не слыхать,
И к тебе любви не пробился зов,
Но судьбы ударам меня не сломать,
Это ясно без слов.
Как же не сбиться, как во всём повиниться,
Прямо перед тобой?
Хватит уже возиться,
Просто честно о чувствах пой…
[5]Все замирают, глаза Яяри становятся ещё больше. Мелодия очень красивая, но простая. Как раз под такое самодеятельное исполнение. Последний аккорд звучит пронзительным вскриком, и я обрываю мелодию. Затем наскоро перевожу текст на фиорийский. Женская половина слуг, и сама аури дружно вздыхают в восхищении. Правда, по разному: прислуга завистливо, а жена — счастливо.
— Спойте ещё, ваша милость, у вас так хорошо выходит! Ни один менестрель с вами не сравнится!
Это Илли, дочь Мири. Её глаза словно плошки. Ещё? Ну, раз просят… Перехватываю поощряющий взгляд жены, и песня сама приходит на ум: