— Все верно отвечали, — пробормотала Фития, поправляя фитиль в маленьком светильнике.
— Да. И пророки тоже думали так. Они стали готовить в тайных храмах убийц богов. Мужчины и женщины уходили туда и жили, посвященные каждый своему богу. А после жрецы отравляли их земные тела, чтоб, умерев, они ушли к своему богу и убили его этим ядом. Женщины — молоком, мужчины — семенем. Я видел убийц богов. И видел такие же раны, в которые вливали отраву.
— Ты… ты тоже был таким жрецом?
— Нет, доброе сердце. Я попал туда, разыскивая… одного человека. Я хотел объяснить ему, что это все ложь, потому что, когда логика строится на лживом утверждении, все последующее — нагромождение лжи, башня из камня на песке. Нахлынет волна, подмывая песок, и башня рухнет. Я долго искал храм убийц. Шел, выстраивая самые лучшие слова, чтоб было понятно и убедительно.
— И нашел?
— Я… опоздал. Но я все увидел. Как растут в храмах послушники, как проходят они обряд последнего посвящения. И становятся орудием для убийства бога. Каждый — своего.
— Они умирали? Эти люди умирали от яда в себе? — Хаидэ смотрела на Ахатту, еле видную в слабом свете.
— Нет, госпожа. Их сжигали раньше. На костре, с молитвами, песнями и напутствиями.
— Чудовища! Вы там, в своем хваленом Египте — чудовища! Не зря ваши боги имеют головы зверей!
— Твоя сестра, госпожа. Она не в Египте. Она пришла из твоей степи и лежит в твоих покоях.
— Извини. Я не хочу, чтоб она умерла.
— Она не умрет. Я многое узнал там. Пока ждал следующего обряда.
Все молчали. Рабыни сидели в углу на корточках, Хаидэ видела блеск в глазах у Мератос, как у детей, что слушают страшную сказку.
— А что потом? Что ты сделал?
Жрец улыбнулся и опустил голову, перебирая складки хитона.
— Я попробовал убедить их. А когда не получилось, испортил им праздник.
— Как?
— Позволь мне рассказать об этом после, прекрасноликая. Это долго.
Он сидел, как сидят мужчины, расставив ноги, крепко уперев ступни в каменный пол. Хаидэ смотрела на него, не отрываясь, мельком подумав, хорошо, что он рассказывает, и все, кто находятся в покоях, смотрят на него. Не на нее. Хотя, разве от Фитии укроется хоть что-то. Как там смеялся Теренций, назвав египтянина словом «это»? Издеваясь над тем, что она проявила интерес не к сильному жеребцу с натертыми маслом мышцами и туго увязанными в набедренную повязку мужскими достоинствами. Но у этого, что невысок и на первый взгляд невзрачен, прямые сильные плечи и ловкие руки. Тонкая талия, перехваченная широким цветным поясом и длинные крепкие ноги. Но главное — улыбка, что появляется одновременно на губах и в глазах.