— Однажды, на занятиях я что-то рассказывал Константину Александровичу и не заметил, как вместо кофе, сказал кофию! Вы бы слышали, какую он мне взбучку устроил! — подключился к разговору Саша и тут же попытался изобразить человека с одышкой, произнесшего: «Если будешь сорить дурными словами — оборву уши! Только тебе придется самому ко мне подойти на раздачу оплеух!».
Все, кроме Акулины, рассмеялись. Она озадачено посмотрела на Сашу и заметила:
— Ты так изобразил, словно этот человек очень толстый!
Ее слова вызвали еще большее веселье, причина которого ей не была понятна.
— Теперь я тебе верю! — бросила Шанита через стол, глядя на растерянное лицо Акулины. — Ты действительно лишилась памяти, коль не понимаешь, кого показывает мой талантливый сын.
— В газетах его называют царем русского смеха! — подхватил ее юноша. — А на спектакли, где он появляется, — не достать билетов. Он почти все время играет сидя, но все равно доводит публику до слез от смеха!
— Ты куришь? — резко уточнила Шанита, желая все же донести до бестолковой Акулины у какого великого человека обучается ее любимый сын.
— Нет, — отозвалась растерянно девушка, думая, что в вопросе цыганки снова подвох. — Наверное, не курю… По крайней мере мне не хочется.
Оказалось, что в Петербурге были выпущены папиросы «Дядя Костя» с портретом любимого публикой комика, а в городе висели огромные рекламные портреты. Акулина вдруг вспомнила, что однажды они с Василием были на каком спектакле, где одному из артистов, почти не встающему со стула, хлопали практически после каждой реплики. Из-за неуместных оваций и слишком громкого хохота, ей почти ничего не удалось расслышать, поэтому спектаклем девица осталась недовольна. Она с грустью рассматривала крупного человека, утратившего способность передвигаться, выжидая окончания первого акта. А в антракте Акулина услышала разговор двух зрителей, которые сочувствовали любимому артисту, много лет страдающего от слоновьей болезни. Тот поход в театр запомнился тем, что на вторую часть спектакля они с Василием не вернулись, но прихватили с собой из гардероба чужие дорогие одеяния, изображая благородную пару.
Завтрак был окончен, и все ждали, пока Шанита объявит дальнейший распорядок дня. Она захотела уединиться и поговорить с сыном об успехах на недешевых театральных уроках с самым знаменитым актером Петербурга, Акулина же вызывалась помочь убрать посуду бабе Аксинье.
— Она не прислуга! — как бы защищаясь, произнесла Шанита.
— Я просто не знаю, чем еще заняться, — пояснила Акулина свое желание.