— Майор! — подскочил Крученых. — В моем заведении нет наркотиков! Мы все за этим строго следим!
По его реакции было понятно, что удар попал в болевую точку. Наркотики есть, были и будут. Но Прудников не затем сюда пришел, его головная боль — серийные убийства. Вот что ему нужно от этого Филипка. Однако надо его еще подразнить, подогреть.
— Голые артисты — это же пошлость, и не нужно прикрываться высоким искусством.
— В древности танцы в обнаженном виде, — начал читать лекцию хозяин, — и наблюдение за ними были неотъемлемой частью многих высокодуховных ритуалов. Так люди лучше и полнее переживали единение с богами и силами природы. Поэтому созерцание стриптиза не наносит вреда психике, а оказывает помощь в ее освобождении и развитии. Вот так. Разве можно назвать искусство пошлостью?
«Это вы, ментяры, все опошляете», — было написано на моложавом лице Крученых.
— Только не надо мне петь о высоком! Либо мы говорим по делу, либо я приглашаю тебя в отдел по расследованию убийств. Там не та атмосфера, чтоб говорить о голых девках как о высоком искусстве.
— По какому такому делу? У меня с вами пока никаких дел нет.
— Я тебе сейчас объясню, по какому.
И Прудников не спеша, с подробностями рассказал Филиппу об убийствах. Слушая рассказ, тот мрачнел.
— Мы тут ни при чем. У нас искусство, а не…
— Так, тему искусства закрыли, отвечаем на мои вопросы. Мне нужен список постоянных клиентов, особенно тех, кто реально слюни пускает.
Хозяин пожал плечами.
— Мы никаких списков не составляем, зачем они нам?
— То есть не дашь?
— Я могу дать только то, что у меня есть. Хорошей выпивки, например. Хотите еще?
Прудников встал.
— Я еще приду, — многозначительно бросил он.
И направился к выходу.
* * *
На самом деле Прудников мог еще дожимать Крученых, но почувствовал, что сильно проголодался, и направился в первое попавшееся кафе. Оно находилось на расстоянии взгляда от «Куколок» и называлось «Бабушкино варенье». Майор разместился за угловым столиком, на кожаном диване, у окна, где стояли вазоны с орхидеями. Цветы были очень красивы. «Почти как стриптизерши, только иначе», — подумал он.
Улица просматривалась с этого места вдаль, открывая широкое пространство, стекающее к вокзалу. По улице шла молодая женщина в легкой норковой шубке палевого оттенка и коричневых замшевых сапожках на каблучке. Голову прекрасной незнакомки украшала небольшая шляпка цвета кофе с молоком, и, если бы ее увидел знаменитый модельер Джорджио Армани, он бы непременно сказал: «Быть идеальной — это не значит бросаться в глаза. Быть идеальной — значит врезаться в память».