— Ужинать! — Джордж высунулся через перила на верху лестницы с поварешкой в руке.
— В другой раз, — сказал Локвуд. — Нам лучше идти. Джордж становится раздражительным, когда еда стынет.
Я сразу поняла, что мне по вкусу мой новый дом, и мнение о новых товарищах сложилось незамедлительно. С самой первой встречи отношение к этим агентам у меня заметно отличалось. Локвуд мне нравился. Он был из другого мира, далекого от предательства Джейкобса. Его сущность и личные качества не вызывали нареканий. Я чувствовала, что могу доверять ему и следовать за ним.
Другое дело — Джордж Куббинс. Он был мне неприятен. Я приложила героические усилия, чтобы не сцепиться с ним уже в первый же день, но это оказалось выше человеческих возможностей.
Возьмем хотя бы его внешность. Было в нем что-то такое, что стало раздражать с самого начала. Его лицо словно создали специально для того, чтобы бить по нему. А только он поворачивался спиной, нога так и чесалась, моля о пинке. Даже будь на моем месте добрая монахиня, она бы взывала к небесам, о ниспослании сил для хорошего удара. Он сутулился, горбился, двигался, как нечто мягкое и расплывчатое, как густой кисель или желе. Его футболка вечно была не заправленная, кроссовки слишком большие, шнурки болтались. Я видела трупы, которые выглядели получше Джорджа.
А эта грива волос! А идиотские очки! Все в нем меня бесило.
Он, похоже, о чем-то таком догадывался, и специально злил меня. В частности у него была такая хитрость: смотреть на меня, пустым, невыразительным взглядом, словно что-то созерцает. Создавалось впечатление, будто он анализирует мои промахи и просто ждет, когда я в чем-нибудь проколюсь. Но со своей стороны замечу, что в первый ужин я вела себя превосходно, демонстрируя чудеса вежливости и сдерживая желание треснуть Джорджу по голове лопатой.
Позже ночью я спустилась из своей спальни на второй этаж, отыскивая на полках полинезийского охотника за привидениями. Как вдруг обнаружила себя стоящей рядом с дверью в комнату, которую Локвуд назвал личной. Ничего примечательного в ней не было. На высоте моего роста я заметила бледный прямоугольник на ее поверхности, такой остается, если отклеить стикер или сдернуть табличку. В остальном она была чистой. А еще не выглядела запертой.
Любопытство подстрекало одним глазком заглянуть внутрь, но совесть твердила, что это неправильно. Я лишь теоритически размышляла о двери и перспективе ее открыть, когда Джордж Куббинс выплыл из своей спальни с газетой подмышкой.
— Знаю, о чем ты думаешь, но туда нельзя заходить, — он в упор посмотрел на меня.