— Но почему призрак проявился? Так долго от него не было ни слуху, ни духу и тут — на тебе.
— В доме могло стать слишком много железа. Особенно в этой комнате. Хоупы могли сделать ремонт, уборку, заменить мебель, как-то потревожить Источник.
— Так они давно переделали комнату — превратили ее в кабинет, — заметила я.
— Как бы то ни было, это уже не важно, — он снял очки и вытер их о свою не заправленную, как всегда, футболку.
— Прости, Джордж. Ты прав. Мы должны были дождаться тебя.
— Да, ладно. Я должен был выйти раньше, чтобы пойти с вами. Но в ночное время так сложно найти транспорт.
— То, что он не звонит, сводит меня с ума. Я сильно волнуюсь, надеюсь, он в порядке.
— С ним все будет хорошо. А вот я вышел из себя и пнул эту дурацкую тыкву плодородия. Как думаешь, я ее сломал?
— Ох, он и не заметит. Просто положи ее обратно на полку.
— Ага, — он снова нацепил очки и посмотрел на меня. — Мне жаль твою руку.
Мы с Джорджем не имели привычки извиняться друг перед другом, поэтому сейчас был очень важный момент, однако я все же отвлеклась на лицо в банке, которое то исчезало, то появлялось вновь с выражением экстравагантного отвращения.
— Эта штука ведь не может нас слышать? — спросила я.
— Не через серебреное стекло. Пойдем наверх. Тебе надо поесть.
— Не так быстро, как хотелось бы — сначала тебе придется все хорошенько вымыть, — заметила я.
Так и получилось. Я успела принять душ, переодеться и высушить волосы, после чего спустилась в кухню, где обнаружила Джорджа с тарелкой яичницы и бекона. Я едва успела устроить свой перевязанный локоть на столе и взять соль, как раздался звонок в дверь.
Мы с Джорджем переглянулись и кинулись наперегонки к двери.
На пороге стоял Локвуд.
Его пальто порвалось и обгорело, воротник торчавшей рубашки разорвался. Лицо исцарапано, щеки ввалились, как у тяжелобольного, пытающегося встать с постели, только глаза остались яркими и продолжали сверкать. Вместо того, чтобы опухнуть, чего я боялась, он выглядел еще более худым, чем обычно. Когда он медленно вошел в холл и оказался на свету, я заметила, что его левая рука перевязана тонкой, белой марлей.
— Привет, Джордж, — голос Локвуда вывел из оцепенения. — Привет, Люси.
Он качнулся, словно собирался упасть. Мы подскочили к нему, подхватив его так, что он очутился между нами.
Локвуд признательно улыбнулся.
— Как хорошо дома, — произнес он и добавил. — Эй, а что случилось с моей тыквой?