Понял Василий Трифонович, какую линию сосед гнет. Стоит, размышляет: “Прокошка, конечно, глуп. И, сказывают, стал по разным арфисткам раскатывать. Товар, скажем, не первосортный. Да молодой еще, поправится. У кого смолоду ветер в мозгах не гулял!” Вслух молвил:
— Если моя Луша не станет возражать, то... засылай сватов.
Луша даже в мыслях не держала перечить родительской воле. Смотрины прошли гладко, настал сговор. Дом Серовых был полон гостей. Луша сидела на бархатной козетке в чайной комнате. Она была в новом гарусном платье с красивой отделкой, в белых шелковых чулках и новых полусапожках с медными пряжками. На плечи она накинула светлый шелковый платок с червчатыми цветами. Под платьем легко угадывалась тонкая талия и хорошо развитые груди.
Невесту оставили наедине с женихом. Прокофий, то и дело оправляя пикейный жилет, с чувством рассуждал:
— Я в мыслях одно содержу: как бы скорее от своего родителя на свободу выйти. Он мне своим воспитанием тута сидит, — жених выразительно постучал себя по шее.
— И жучит, и жучит — хоть в петлю! А ежели как теперь — свадьба, так это не в пример лучше.
— А почему, Прокофий Григорьевич, ваш батюшка ругается?
— Характерный он такой! Скажем, на прошлой неделе со своим приятелем Гордеем, что счетоводом прежде служил на отцовской фабрике, малость погуляли в трактире и, как положено, стекло били и разную посуду. Составили протокол и папашу вызвали, а он меня по морде лица учить начал. Я уже не маленький! Срам, как нонче старики вести себя не умеют.
Вошел старший официант Влас. Из проема дверей угодливо наклонился:
— Мозельского желаете?
Прокофий кисло сморщился:
— Я об этот час завсегда шампанского предпочитаю. Принеси, братец, да поживее. — И к Луше: — А позвольте вас об любви спросить? Что это я слыхал такое, будто инженер Тихонов с фабрики вашего батюшки на вас виды имеет, Лукерья Васильевна? Мне, как законному жениху и имеющему права, такое весьма обидно.
— На чужой роток не накинешь платок. Он дарит мне книги. Вот, к примеру, “Листопад” господина Бунина. Так в этом дурного нет. — Луша подняла на Прокофия ясные глаза. Лицо ее дышало свежестью и непорочностью.
Прокофий строго, тоном своего отца, произнес:
— Мне такое все равно неприятно! После свадьбы попрошу все его книги выбросить. Если понадобятся, купим новые.
Вновь вошел официант. На этот раз с шампанским.
— Родители просят в залу пожаловать. Все гости в сборе.