Не успел Соколов с дороги поужинать, как его на крыльце старостиного дома уже ждала толпа. Каждый хотел помочь в розысках, давал советы и противоречивые показания. Кабатчик клялся, что видел, как инженер с Лушей умчались на тройке, жена конторщика горячо утверждала, что в ту злополучную ночь кто-то кричал на реке: “Помогите!”
Надзиратель Мишин, скучавший на скамейке в углу под портретом генерала Скобелева, наконец не выдержал, встал и грозно крикнул:
— Все, хватит! Приходите завтра, — и принялся провожать из избы глухо ворчавших сельчан. Потом он полез в старый портфель, стоявший возле скамейки, и протянул Соколову тоненькую папку:
— Вот дело об исчезновении Лукерьи Серовой и инженера Тихонова. Мы провели обыск в квартире инженера. Он человек денежный, всегда, по утверждению его хозяйки, хранил наличность в значительных суммах, но мы не нашли ни копейки. Обнаружили список облигаций Кредитного общества и акций ВолжскоКамского банка — всего на семьдесят три тысячи. Но самих бумаг нет. Ясно, что, решив бежать с Лукерьей, он основательно к этому подготовился, забрал все ценное.
— Но почему инженер не просил руки Луши, если у них чувства взаимные?
— Боялся отказа. Вот, посмотрите, Аполлинарий
Николаевич, протоколы допросов. Четыре свидетеля утверждают, что инженер публично заявлял: “Этой свадьбе не бывать! Оболтус Прокошка не чета Лукерье Васильевне!” Пройдет месяц-другой, беглецы сами объявятся, в ноги родителям Лукерьи упадут: “Простите, что убегом венчались!” Уж сколько раз такое бывало.
— Посмотрим! — коротко сказал Соколов. — Я сейчас навещу Серовых.
Не прошло и часа, как он вернулся. Тяжело вздохнув, сказал:
— Много я горя видел, служба такая! Но столь жуткой безысходности, такого отчаяния, когда и плакать нет возможности, — никогда! Отец и мать Луши уверены, что дочь не сбежала. С ней что-то худшее... Разве могла Луша покинуть дом в одном легком платье, вовсе не годном для дальнего путешествия?
Мишин горячо заспорил:
— Это ничего не доказывает! Инженер накинул на нее свою шинель — вот и тепло! А в магазинах купили все, что необходимо. Из дома вынести узел — большая опасность. Так?
Соколов спорить не стал. Он устало произнес: