Гартье прощался с сотрудниками. На его место был назначен начальник рижского сыска Аркадий Кошко.
По давней традиции собрались в трактире Егорова в Охотном ряду. Столы были сдвинуты и накрыты камчатыми скатертями. Они ломились от изобилия закусок, запотевших графинчиков и винных бутылок.
На сцене с удивительными выкрутасами наяривал на балалайке мужичок в светлой косоворотке, расшитой по высокому вороту и подолу золотой ниткой.
Обстановка, как это обычно бывает при прощании, была немного грустной. Гартье, расчувствовавшись, склонился к сидевшему рядом Соколову:
— Славно мы с тобой поработали, Аполлинарий Николаевич! Хотя, признаюсь, методы твои порой слишком...своеобразные. Как же ты отважился лечь в постель с убийцей-маньячкой?
Изрядно разогревшийся шампанским Ирошников ядовито расхохотался:
— Это что, куда веселей было, когда подозреваемого живьем в могилу клал!
— Не подозреваемого, а убийцу Саньку Темчука, — добродушно заметил Соколов. — Ему там самое место.
Гартье налил водки Соколову и себе. Залпом выпил, мотнул головой и с аппетитом закусил соленым крепким груздем. Жарко дыхнул в ухо:
— Я тебе прямо скажу: ты русский самородок. Ну, как Шаляпин на сцене. Таких любит публика, но начальство... терпеть не может. Знаешь почему? Потому что какой-то злой рок у нас на Руси в начальство выводит бездарей. А бездарь обязан ненавидеть талант... физиологически. Впрочем, про Кошко все хорошо говорят. Выпьем под анчоусы?