– Какой сигнал приветствия? – вдруг спросил Марк. Хелен молчала. – Качни крыльями! Быстро!
Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку.
– Умный ты, жаль, что дурак. Качну, не бойся. Корабль первым сигналить должен.
Над бортом встал дымок – ударила пушка. Холостым вроде.
Планёр качнулся, Хелен ответила на приветствие. Было в этом что-то титаническое, божественное, выше мелких людских забот. Плывущий по океану гигантский корабль, могучий и величественный, и несущийся над ним планёр – хрупкий, презревший тупую силу ради быстроты и легкости.
Вот в такую минуту даже вор вроде меня гордость испытывает – за Дом, за Державу, за гений человеческий.
И в то же время – смешно. Я, тать нощной, планёр угнал, и мне же преторианский линкор салютует…
– Сколько лететь будем? – спросил Марк у Хелен.
– Если повезет – часов пять.
– А если нет?
– Падать здесь и минуты хватит.
Нет. Не буду больше пугаться.
Раскинувшись поудобнее, сколько позволила теснота, я снова спросил:
– Хелен, так есть у тебя что из еды или нет?
– Неужели аппетит проснулся? – съязвила она.
– Сутки я не ел, сладкая моя.
– Мной подавишься, – фыркнула летунья. Помолчала, потом неохотно сказала: – Сзади… на твоем кресле – карман сзади.
Мы с Марком столкнулись руками, выдирая из кармана тугой пакет.
– Не трясите планёр, обжоры! – крикнула летунья. Какой там! Нам теперь все равно было, мы до еды дорвались. Не слишком много в пакете нашлось – пара засохших бутербродов с сыром, яблоко, апельсин, половинка жареной курицы, стеклянная фляжка. Смололи мы все вмиг, и я себя на том поймал, что очень не хочется делиться с Марком поровну… мальчишка ведь, ему меньше надо…
Тьфу ты, ну почему натура человеческая такая мелочная? Как с каторги убегать – я из-за мальчишки шеей рискую! Как ухоронка с железом или куриная лапа – от жадности корчусь!
– Бери. – Я отдал Марку надкушенный вместе с кожурой апельсин. Словно наказывал сам себя.
Мальчишка спорить не стал, жадно слопал фрукт. А я откупорил фляжку, нюхнул…
Эх, Галлия, земля щедрая! Коньячок из лучших, таким и аристократ не побрезгует! Сивухой не прет, язык не обжигает, а в животе словно костер развели, тепленький, ласковый.
Хмелеть я начал тут же, на третьем глотке. На пустой желудок, да хорошего коньяка – много ли надо?
– Будешь? – дружелюбно спросил я Марка.
– Угу. – Он сделал маленький глоток, поморщился, вернул фляжку. Виновато признался: – Я вино больше люблю.
– А ты, летунья?
Сейчас я весь мир любил.
– Жить надоело? – отрезала Хелен.
Ну, не хочет, как хочет. Может, и впрямь, не стоит пьяному хитрой механикой управлять.