— Как вы от них отбились? — спросила я.
— Август с Джорджией и Микой услышали стрельбу и выскочили на улицу, — сказал Максон. — Он не шутил, когда сказал, что никогда не причинит нам зла. — Максон умолк, его взгляд на миг устремился куда-то вдаль и стал печальным. — Мике не удалось уйти от пули.
Я отвернулась. Я совершенно не знала парнишку, и тем не менее этой ночью он отдал за нас свою жизнь. У меня было такое чувство, что я лично убила его, своими собственными руками.
Я потянулась утереть слезы и немедленно вскрикнула от боли.
— Успокойся, Америка, — сказал Аспен, забыв о том, что должен держаться официально.
— Все будет хорошо, — пообещал Максон.
Я кивнула, закусив губу, чтобы не плакать. Ну почему?
Повисло долгое молчание. Впрочем, возможно, мне только казалось от боли, что время тянется так долго.
— Такая преданность — огромная редкость, — неожиданно произнес Максон.
Сначала я решила, что он все еще говорит о Мике. Но потом мы с Аспеном увидели, что взгляд Максона направлен куда-то на стену за моей спиной.
Я повернула голову, радуясь возможности отвлечься от жгучей боли в руке. Там, рядом с несколькими картинками, нарисованными кем-то из младших братьев или сестер Аспена, была приколота записка.
Я всегда буду любить тебя. Я буду ждать тебя вечно. Я с тобой, что бы ни случилось.
Год назад, когда я оставила эту записку Аспену на окне, почерк у меня был чуть более корявый, к тому же я щедро украсила листок сердечками, чего ни за что не стала бы делать сейчас, но я по-прежнему чувствовала важность этих слов. Тогда я впервые решилась облечь их в письменную форму, и мне было страшно от того, насколько острее стали мои чувства, когда я выплеснула их на бумагу. А еще я вспомнила, как боялась, что записку обнаружит мама, и этот страх пересилил тревогу от осознания, что я люблю Аспена.
Сейчас я боялась, что Максон узнает мой почерк.
— Здорово, наверное, когда есть кому писать. Для меня любовные письма всегда были недосягаемой роскошью, — с печальной улыбкой продолжал Максон. — Она сдержала свое слово?
Аспен взял подушки с соседней кровати и подложил их мне под голову, не глядя ни на меня, ни на Максона.
— Сложно поддерживать переписку, — сказал он. — Но я знаю, что она со мной, что бы ни случилось. В этом я не сомневаюсь.
Я взглянула на коротко подстриженные темные волосы Аспена — единственное, что было мне видно, — и ощутила новую боль. В каком-то смысле он был прав. Мы всегда будем присутствовать в жизни друг у друга. Но… эти слова? Та любовь, которая когда-то переполняла меня? Ее больше не было.