Железная хватка графа Соколова (Лавров) - страница 107
— Мне безразлично. Кубки какие красивые!
— Серебряные! Это мне граф Коковцов подарил на мое тридцатитрехлетие — дюжину на серебряном же подносе. Сказывал, что самому Иоанну Грозному принадлежали. Я по доброте и скажи папе: «Чего граф после своего финансового министерства без дела киснет? Поставь его председателем Совета министров». Папа сделал, как я просил. А граф добро забыл, стал про меня и папе, и маме срамные слова нашептывать. Те его и слухать перестали.
— За что пьем, Григорий Ефимович?
— За пресветлое царское Величество! — Распутин залпом осушил громадный, дивной работы кубок, щепотью взял капусту и начал хрустко жевать — только желваки на скулах заиграли. — Теперь, немец, пьем за святую православную Церковь! Пьешь? То-то! Огурец бери, им тоже вкусно шампанское закусывать. — Хитро прищурил глаз. — А ведь, кажись, врешь: какой же немец станет шампанское за шесть целковых огурцом закусывать? Люб ты мне. Хочешь, свою Варьку тебе в жены отдам?
— Ты обещал по моему делу позвонить.
— Ну да, Вере Аркадьевне.
Дипломатия
Словно артиллерист, отдающий команду расчету, Распутин проорал в телефонную трубку номер, а затем с необычайной ласковостью заговорил:
— Пышечка, это ты? Не сердись, что вчера живого рака тебе в бюст засунул. Желаю тебе бриллиантовым браслетом потрафить, у Фаберже сама выберешь. Не дуешься? Вот и умница. А я что скажу. Твой немец, об котором мне говорила, ну, Шмакель... Шмукель...
Соколов подсказал:
— Штакельберг!
— Он самый, сидит с утра у меня, тебя ждет. Сейчас придешь? Слышь, Пышечка, вчера очен-но смешно произошло. Я уже уходил из ресторана и в проходе дверей лакея перепутал с Ванюшкой Горемыкиным. Похожи лицом — как два петуха на насесте. Хоть Ванюшка ныне не у дел, да папа мне сказывал, что опять он премьером станет. Дай, смекаю, поцелую, может, сгодится еще. Я к старику: «Иван Логинович, у меня такое возбуждение чувств, что желаю с тобой на брудершафт принять».
Публика в зале до слез хохочет. Чего, думаю, дураки, радуются? Ну я и выпил с лакеем через руку. Расцеловались в уста. Делов-то? Скорее, Пышечка, приезжай!
Распутин дал отбой, улыбнулся, показав два ряда крепких зубов:
— Не женщина — розан цветущий! Понимаешь, она русская. Папаша ейный был чиновной букашкой — тьфу, мелочь незаметная. А вот в жены ее взял твой земляк, немец — большой пост в Берлине занимает по иностранным делам. Его фамилия фон Лауниц. Втюрился по уши, пылинки с нее сдувает. Только теперь она все больше вращается в Питере. Возле нее министры да дипломаты хороводятся. И то: красавица и греха не боится.