Обычно граф Соколов спал тем глубоким беспробудным сном, какому предаются лишь младенцы да люди с незамутненной совестью. Но теперь это блаженное состояние было нарушено. Всю ночь в голову лезли мысли и догадки: кто является виновником убийств, где он прячется, что еще замыслил?
Вдруг необычно рано зазвонил телефон. Соколов услыхал взволнованный голос Сильвестра:
— Аполлинарий Николаевич, я выявил свидетелей грабежа банка Шапиро. И мне теперь известен убийца...
— Ты где? — Голос Соколова звучал ровно. Ничем не выдал он волнения.
— Как — где? На Тверском бульваре, в охранке! Полковнику Сахарову я уже сообщил, скорее приезжайте!
... Через три минуты гений сыска выходил из своего подъезда.
Свидетели сидели в маленькой прокуренной комнатушке на первом этаже, от входа слева, там, где в непогоду обычно дожидались извозчики своих начальственных седоков. Это была супружеская пара. Бабешка довольно смазливого вида, округлая, румяная, с необыкновенно развитой грудью, ширококостная, мясистая, с черными блестящими глазами под густыми сросшимися бровями.
Муж ее, напротив, был весьма тщедушным, узкоплечим, чахоточного вида. Он нервно поглаживал жидкую русую бороденку. Бегающие голубые глазки то и дело потуплял в пол, словно стеснялся смотреть на собеседников.
Сахаров, живший неподалеку — на Трубной площади, уже прибыл. Он тихо сидел в дальнем углу, поглядывая, как ведет допрос Сильвестр.
Тот, завидя Соколова, высоким голосом неестественно торжественно крикнул:
— Встать! — и сам нарочито быстро поднялся, вытянулся в струнку, доложил: — Ваше превосходительство, мещане Пузановы дают свидетельские показания по делу государственной важности.
Вся эта наигранная сценка произвела на Пузановых сильное впечатление. Мужичок побледнел до обморочного состояния, а супруга его, наоборот, приятно возбудилась, бойко заговорила, обращаясь исключительно к Соколову: