Железная хватка графа Соколова (Лавров) - страница 48

Соколов участия в беседе не принял. Он покрутил ручку телефона, произнес в трубку:

— Барышня, соедините меня с директором Сибирского торгового банка, номер 317-89! Шапиро, это ты? Меня хорошо слышишь? Запечатай в конверт одну тысячу рублей ассигнациями и срочно с курьером отправь на Хлебную биржу, это соседний дом с твоим банком. Запиши фамилию — Матрена Пузанова. Чего? Нет, похищенное не обнаружила, а нашла свидетелей — это порой дороже денег: — и дал отбой. Потом вытащил из жилетного кармана часы. — Друзья, прощайтесь, нам, Евгений Вячеславович, пора на Саратовский вокзал.

Сахаров назидательно сказал:

— Ты, Сильвестр, в Москве незаменим, продолжай действовать столь же энергично!

* * *

Через несколько минут коляска покатила сыщиков через весь город — многолюдный, оживленный, веселый. Соколов сидел погруженный в свои нелегкие думы, словно его сердце чувствовало: над головой уже нависла смертельная опасность.

ОПАСНАЯ ИГРА

Над Москвой с утра ходили густые, с темно-сизой подкладкой, тучи.

— Надо бы успеть до дождя добраться, — озабоченно сказал Сахаров.

Соколов ничего не ответил, лишь махом взлетел на заднее сиденье, отчего легкая рессорная коляска заходила ходуном.

Гений сыска был весьма задумчив и молчалив. Это насторожило Сахарова. Он размышлял: «Заметил: если граф в себе замыкается, то это означает — чувствует необыкновенную опасность. Уж очень натура у него чуткая. Как бы чего не случилось!» И начальник охранного отделения привычным движением ощупал кобуру: «На месте!» С недавних пор он стал носить, как Соколов, револьвер германских полицейских — мощный «дрейзе». Придет день, когда он его спасет от беды.

...Скорые события показали, что Соколов в своих худших предчувствиях не ошибался.

Монолог под дождем

Коляска была запряжена парой резвых молодых лошадок, которые, словно радуясь своей прыти, резво зацокали подковами по булыжной мостовой.

Когда проезжали Овчинники, начался прямой — стеклянными нитями — дождь. Казенный кучер Антон, противный брюзга, осадил разогнавшихся лошадей:

— Тпр-ру! Башка у вас большая, а мозгу в ей, как у таракашки — какашки. Соображать обязаны: их благородия изволят мокнуть. — И он, спрыгнув на землю поднял кожаный задок. Обратился к седокам: — Ватер-пруфы достать? Или так дотрусимся? Езды — что волосок с ...

— Да гони, оглашенный! — заревел Соколов.

— Едем, едем! Вы, благородия, потерпите, а я не подкачаю, домчу. От дождя тоже привычку иметь надо. И дождь чего? Вот если б с неба, скажем, булыжники летели, то это, понятно, нехорошо. Но! — хлопнул вожжами по сытым бокам лошадок. — То ли отцы святые терпели? В житии сказано, как на одного угодника червь был напущен. Ей-Богу! Уж как, поди, сердечному неприятно было, а терпел. А дождь — тьфу! Вот и приехали.