— Ладно, — вздохнул Брыкин, — предлагаю прекратить наш богословский спор и перейти к делам земным, насущным. А начнем с господина Санаева: Артур ты давно уже здесь?
— Да месяц почти. И скажу, что мне здесь классно! Так классно, как не было даже на Земле. Здесь мне поклоняются, меня боготворят, а не смотрят как на банкомат на ножках. Или как на сына «того самого Санаева», который-то уж точно для них — банкомат.
— То есть, ты думаешь остаться здесь?
— Ну конечно, блин! — воскликнул Артур, искренне удивляясь непонятливости собеседника, — кому я на Земле нужен, а? Кому? Даже отцу, наверное, без меня легче… прежде всего, в финансовом плане. А уж остальным-то и подавно — по фиг.
— И тебя не напрягает эта халупа? Без ванны и электричества? Ты правда готов променять на нее даже рублевский особняк?
— На фига мне ванна, когда есть море? И на фига особняк… который, кстати, принадлежит не мне, а отцу? Если здесь я владею целым городом, целым народом и целым островом? А электричество… так ну и фиг с ним. Проживу как-нибудь без него… а также без телевизора, мобильника и Интернета.
— Владеешь, значит, целым народом, — перефразировал Брыкин, — целый народ имеешь… во владении, а особенно прекрасную его половину. Что ж, мотивация твоя вполне понятна. Только… ты думаешь, это будет продолжаться долго?
— Почему нет?
— Ну, потому, например, что кто-то может твоему здесь пребыванию совсем не радоваться. Это я не про себя — про вождя здешнего, Вай-Таял-Рагила. Ты ж его, можно сказать, опустил, парень. Хоть и не в полном смысле. Так что, думаешь, он смирился? С тем, что теперь здесь верховодит какой-то пришлый сопляк?
— О, Вай-Таял-Рагил ну оч-ч-чень мне не рад, — протянул Артур почти с наслаждением, — во-первых, он не поверил в мое божественное происхождение. Сразу не поверил. А во-вторых, он злится оттого, что ему пришлось отсюда съехать. И воины: вы обратили внимание — они-то передо мной на колени не падали. Потому что больше верят вождю, а не жрецам.
Но я не парюсь. Во-первых, народ меня любит, а значит никто не посмеет причинить мне вреда. А во-вторых… ребята, это ж так круто: тебе кто-то завидует, кто-то ненавидит, а сделать ничего не может. И тому остается только скрежетать зубами от бессильной злобы. И… кстати, по-моему и ты сейчас мне завидуешь. Да-да: вам-то подобного никогда не достичь.
— Так я и не стремлюсь, — хмыкнул Брыкин, — Сара… то есть, Руфь, надеюсь, тоже. И, надеюсь, Бог нас милует от такого попадоса…
— И от потери инстинкта самосохранения, — вторила Руфь Зеленски.
— Завидуйте, завидуйте, — отмахнулся Санаев, — вам не понять, каково это, когда вас любят за то что вы есть. А не из-за бабла… или за то что вы «сын того самого…».