– Стоите чего? – Она стянула с него второй сапог.
– Вас. Моей семьи. Всего. – Он вздохнул. – Я пытался. Последнее время хотя бы.
Она непонимающе на него смотрела. О чем он говорит?
– Вы, – твердым голосом произнесла она, – сэр Себастьян Хэдли-Эттуотер. У вас рыцарское звание, присвоенное вам королевой, которая, очевидно, сочла вас достойным его. Вами восхищаются читатели, а также все те женщины, которые по уши в вас влюблены.
– Я завидная партия.
– И эту партию ухватила я. – Она опустила его ногу.
– Я удачливый человек.
– Да, конечно.
– А вы – удачливая женщина.
Почему даже в таком состоянии он очарователен и неотразим? Для нее по крайней мере.
– Да, я удачливая.
– И знаете, у меня есть управляющий.
– Да, дорогой, я знаю.
– И лесник.
– Да, дорогой.
– И еще дом и жена.
Не время с ним не соглашаться.
– У вас действительно есть дом.
– Я изменился.
– Неужели?
– Я теперь ответственный человек. И уважаемый. Почти скучный.
Она засмеялась:
– Сомневаюсь, что вы когда-либо можете быть скучным.
– Мне это не нравится. – Он нахмурился. – И еще приличный. Мне это тоже не нравится. Вы мне скажете, если я вдруг стану скучным, и степенным, и чванливым, и занудным?
– Даю слово. – Она нагнулась и поцеловала его в лоб. Он тут же обхватил ее и попытался уложить на кровать. Но он был настолько пьян, что она без труда высвободилась из его рук.
– Спите, а утром мы все обсудим.
Он пристально на нее посмотрел.
– Вы любите меня, потому что я паршивая овца или несмотря на это?
– И за то и за другое.
– А, тогда… тогда это хорошо. Знаете, а я больше не паршивая овца. – Он перекатился на бок и пробормотал: – Я кое-чего стою.
Через минуту он уже спал.
Чарлз как-то объяснил ей, что даже лучшие из мужчин время от времени чем-нибудь злоупотребляют, когда жизнь кажется им невыносимой, трудной или они в чем-то не уверены. Или когда собираются друзья. Или, в случае Себастьяна, в компании братьев. Но до тех пор пока злоупотребление распространяется на еду или спиртное, а не на женщин, мужчин следует прощать. А Чарлз говорил, опираясь на собственный опыт.
Спящий Себастьян был похож на маленького мальчика, которому снятся засахаренные сливы. Спокойный и даже невинный, если не знать, какой он на самом деле. Она подумала, будут ли их дети выглядеть вот так же, и от этой мысли стало тепло на душе. Их дети. Себастьян потянулся, и иллюзия исчезла.
Но это не важно. Многие иллюзии исчезают. То, каким его видели окружающие – уверенным и даже высокомерным, – не соответствовало тому, каким он был в действительности. Ее собственные представления о независимости тоже всего лишь иллюзии, потому что свобода означает жизнь одной, без него. Лотте говорила, что жертву надо сопоставить с тем, что приобретаешь. Но может, на самом деле это вовсе не жертва – ведь сколько всего она приобретет взамен. Он сказал, что доверяет ей, и она тоже ему доверяет. Доверяет тому, что он любит ее такой, какая она есть. Доверяет настолько, что не станет требовать, чтобы она стала другой. Она доверяла ему всей душой.