Бауэр побагровел.
– Лжешь! Она влюбилась в меня и хотела, чтобы мы вместе убежали, как два романтических идиота.
– Но вы женаты.
Бауэр приподнял одну бровь.
– А ты много обо мне знаешь, – заметил он.
– Это мой бизнес – многое знать о людях. И ничего у вас не выйдет: Алек не станет стрелять в меня.
– А кто сказал, что я буду ждать, когда он это сделает? Просто со стороны все будет выглядеть так, как будто стрелял он. Пистолет будет зажат в его руке, а рядом – твое безжизненное тело. Кстати, это его пистолет. В Рейнберн-Корт так легко пробраться – прислуги-то там почти не осталось. И если Рейнберн придет в себя, пусть все объяснит. Все будет давно кончено, когда тебя разыщет твой никчемный братец. Это хорошо, что ты будешь мертва: тебе не придется всю жизнь стыдиться его позорных наклонностей. Когда я видел его в последний раз, он целовался с лакеем Рейнберна.
Бедный Оливер! Быть презираемым таким слизняком, как Бауэр, невыносимо.
– Как вы нас нашли?
– Было совсем нетрудно проследить, куда то и дело ходят лакей и второй брат, Эван. Скоро он станет бароном. Кстати, вчера вечером я наблюдал за вашим маленьким шоу. Танец обнаженных! Это было… как правильно сказать по-английски? Трогательно! Лучше бы тебе было поехать домой. – Бауэр помолчал, взглянув на Мэри со злобной улыбкой. – Но тогда мой план был бы не таким занимательным. А сейчас в нем есть гармония, не так ли? Сначала Рейнберн пытался погубить меня, а теперь я погублю его.
Слова Бауэра не испортят того очарования, которое вчера в сумерках охватило ее и Алека. Сердце Мэри неистово колотилось в груди. Глубоко вздохнув, она попыталась сосредоточиться. Она лежит у ног безумца, а раненый – или умирающий – Алек в машине. Она Мэри Ивенсон, умница, умеющая все улаживать. Богородица для людей, которые гораздо старше ее.
– Алек богат. Он может дать вам денег, чтобы вы уехали, забрав всю свою семью. Вы вернетесь в Австрию или поедете, куда захотите, – я смогу уговорить его.
Бауэр покачал головой:
– Нет, это меня не устраивает. Моей репутации конец, – сказал он.
– Вам следовало подумать об этом до того, как вы воспользовались слабостью многих женщин.
– Признаюсь, что с тобой я совершил ошибку. И ты не так уж молода, верно?
К чему с ним спорить? Он говорит правду.
– А ты хоть девственницей-то была? – спросил Бауэр.
– Была. – Мэри вызывающе на него посмотрела.
– Тогда Рейнберну еще за многое придется ответить. Лицемер!
– Я по своей воле отдалась ему. Чего не сделала бы ни одна разумная женщина по отношению к вам.
– Заткнись!
Язык не слушался Мэри. Хорошо хоть этот человек еще не застрелил ее. Но Мэри подумала, что если она не перестанет спорить с ним, то он не сдержится и попытается взять над ней верх. Может быть, каким-то чудом Алек придет в себя, или ей удастся бросить пригоршню земли в глаза Бауэра – сделать хоть что-то.