– Я был бы тебе за это признателен, – заверил его Бен.
Ветер усилился. Хриплыми голосами возбужденно перекрикивались матросы. Бен счел это за добрый знак. Ближе к вечеру они вошли в устье Темзы. Роберт и Бен впервые за последние восемьдесят дней наблюдали настоящий закат: солнце не тонуло в бескрайних водах океана, оно медленно и лениво опускалось, прячась за земную твердь.
В сумерках выступали сгрудившиеся серыми кучками дома Грейвсенда и виднелся громадный силуэт крепости Тилбури.
Зеленые берега Темзы были сплошь усеяны живописными деревушками, размежеванными полями. В Бостоне большинство каменных домов равнялись с Беном по возрасту, и образцом архитектурного величия он привык считать недавно выстроенную в его родном городе церковь.
Но за несколько последних часов устоявшиеся понятия Бена дали трещину: он увидел два особняка, которые раза в три превосходили своим великолепием дом мистера Фэнела, а уж у того-то дом был самым красивым в Бостоне. Бен задумался: «Если такие особняки стоят в пригороде Лондона, то что же я увижу в самом Лондоне?»
Бену всегда казалось, что Джеймс изрядно преувеличивает провинциальность Бостона, но сейчас он все больше и больше убеждался в том, что его брат не так уж далек был от истины. Неожиданно для себя он преисполнился благодарности судьбе за то, что она послала ему Роберта.
Бен посмотрел на свои руки – пальцы нервно подергивались. Такое случалось с ним в детстве, когда он стоял перед коробкой с долгожданным подарком и сгорал от нетерпения открыть ее. Но сейчас никакая дрожь тела не могла заглушить ту безудержную радость, которая теснила и распирала его грудь: радость встречи с тем неизвестным и желанным, что воплощал собой Лондон.
Корабль бросил якорь в лье от Лондона, оказалось, начался отлив. Пальцы Бена от нетерпения сводила судорога. На горизонте запечатлелась мечта его жизни – Лондон. Картина города впечатляла и поражала. Лондон простирался, занимая всю северную и восточную части горизонта. Дома стояли так плотно прижавшись друг к другу, что Бен не мог разобрать, где заканчивается одно здание и начинается другое. И только шпили церквей – Бен насчитал их не менее двух десятков – вырывались из густой массы строений. На фоке бледно-лилового неба они были похожи на пальцы проповедников, которые отделились от многотысячной толпы и указывали этой толпе путь к Богу.
Над этими двумя десятками гигантов возвышался величественными куполами поистине невиданный доселе исполин. Роберт назвал его собором Святого Павла. На правом берегу Темзы виднелись громоздкие силуэты ветряных мельниц. Не менее пяти этих нелепых монстров стояли совсем рядом, и было слышно, как их огромные колеса лениво поскрипывают, повинуясь прихоти вечернего ветерка.