Один раз я решился проверить реальность своих летних воспоминаний.
Я помнил, что когда гостил в деревне у бабушки, однажды, перелезая через забор, глубоко распорол себе бок незамеченным торчащим гвоздём. Потом, когда рана зажила, остался большой уродливый рубец. Я почему‑то никогда потом не обращал на него внимание, просто знал, что он есть. А в тот раз с непонятным страхом решился рассмотреть рубец получше и поподробнее вспомнить тот случай, который стал уже забываться.
Очень внимательно осмотрел, затем ощупал это место. Рубца не было. Никакого. Не было вообще ничего, ни малейшего следа от той раны…
Я долго мялся, но потом всё‑таки не выдержал и обратился к маме. Спросил, помнит ли она, как я летом распорол себе бок. Мама сказала, что помнит всё, что я, шалопай, творил с собой, а уж тот случай забыть просто невозможно. И тогда я попросил, чтобы она посмотрела, что произошло со шрамом. Задрав футболку, я тут же сам с ужасом увидел, что шрам есть! Не просто какой‑нибудь маленький шрамик, который можно случайно не заметить, а здоровенный рубец, протянувшийся уродливым зигзагом через весь бок.
Мама, слегка удивившись (я никогда раньше не просил её осматривать многочисленные “боевые” следы на своём теле), осмотрела рубец, и сказала, что ничего необычного не произошло. Шрам побледнел и стал менее заметным, но это так и должно быть. И попросила меня быть повнимательнее, беречь себя.
О том, что шрама ещё пять минут назад не было вообще, я, разумеется, говорить не стал. Мама, конечно, не стала бы звонить из‑за этого “в скорую психиатрическую”, боялся я не того, что окажусь с Максом в одной палате (этого‑то как раз мне иногда очень хотелось, я страшно скучаю по нему). Я боялся смертельно перепугать маму. Которая и так после случая с Максом страшно переживала и боялась за меня.
Максим Сотников
Не знаю, что именно произошло тогда, когда я из‑за дурацкого бахвальства взялся повторить создание “локальной временной аномалии”.
Мне, державшему в руке Лунный Меч, слышавшему звон Лунного света, вдруг стало до невозможности обидно уступить в таком споре обыкновенному ловкому жулику. Я заметил, как он подменил часы. Но не стал ловить за руку. Это было бы почти так же мелко и подленько, как сам Кириллов фокус. А я ничем не хотел походить на Кирилла. И решил, что на самом деле сделаю то, что он лишь якобы сделал.
Я пристально вгляделся в огромную, кажущуюся очень близкой Луну, заставил себя отрешиться от всего земного, представил, что становлюсь с Луной одним целым. И когда ощутил, что Луна увеличилась до совсем уже невероятных размеров, приблизилась ко мне вплотную, стал петь.