Ник склонил голову над страницами своего дела, вытащил одну из них и нахмурился над другой, хотя точно знал, что на каждой из них написано. Как мог он ожидать, что она не изменит своего отношения к нему, когда он позорно изменил свое собственное?
«Поверьте, мисс Уэстбрук, я никогда не представлял себя в этой роли». Лишь усилием воли он запретил себе морщиться в зале судебных заседаний. Уже десятый раз с прошедшей ночи Ник заново переживал эти слова; видел ее удивление и испуг; испытывал снова и снова отвращение к себе из-за нехватки благоразумия и в первую очередь из-за того, что имел эти чувства.
Он немало трудился все эти годы, чтобы превратить свою влюбленность в братскую любовь. И в значительной степени преуспел в этом.
Сияющая от восторга, что получила от тетки письмо, она шутила с ним в своей обычной кокетливой манере, но, когда они перешли на повышенный тон, он просто потерял голову.
«Что сделано, то сделано. Вылетевшее слово не вернуть назад. Кейт либо останется твоим другом, либо нет. Знает она твою тайну или не знает? Ты так глупо собираешься проводить время в зале суда, когда, возможно, этот барон наблюдает за тобой?»
Нет, так не пойдет. Хватит витать в облаках. Ник разгладил страницы дела и сосредоточил внимание на трибунах, за которыми стояли свидетель и обвиняемая.
Бог знает, что подумает Баркли об этом деле, если до этого никогда не присутствовал в уголовном суде. Некая мисс Мэри Уотсон обвинялась неким мистером Джозефом Катлером в краже при обстоятельствах, которые не делали чести ни одной из сторон. Можно сказать барону, что клиент барристера в подобных случаях должен представляться ему самим Правосудием, которое он всегда рисовал себе в облике женщины с повязкой на глазах и царственной осанкой вместо, скажем, этой неряшливой суетливой женщины, которая стояла перед ним в данный момент, время от времени обнажая кривые зубы в подобии улыбки. Вероятно, это Стаббс посоветовал ей стараться выглядеть подружелюбнее.
Она смотрелась такой же дружелюбной, как блохастая дворняжка, загнанная в угол. Ник позволил себе взглянуть на галерею, где обычно сидел Стаббс. Солиситор, несомненно, ждал этого взгляда. Он пожал плечами и покачал головой. Его большие глаза за стеклами очков смотрели умоляюще. Он воздел руки и снова их опустил.
По крайней мере обвинитель был не лучше обвиняемой, чтобы произвести благоприятное впечатление на присяжных. Мистер Катлер, очевидно, из желания придать себе подобие утонченности, едва занял место свидетеля, как тотчас достал серебряную зубочистку и пустил ее в дело, время от времени прерываясь, чтобы с вычурным взмахом руки объяснить, что ему известно.