Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия, 1866–1916 (Иконников-Галицкий) - страница 154

Пальто оставляли внизу, в гардеробе, в полуподвале. Рядом с закутком, заставленным вешалками, невысокий, без дверей, проём вёл в некое помещение, почти квадратное, толстыми стенами отделённое от внешнего мира и перекрытое мощным сводчатым потолком. В этом помещении прозаически сидели родители и бабушки, поджидавшие своих детишек с занятий. Находилось оно прямо под парадной лестницей, и боковой ход из него вёл через коридорчик куда-то во двор.

Тогда, помню, из разговоров между бабушками, я впервые услышал об убийстве Распутина. Что, мол, убили страшного старика в этом дворце. Где-то здесь, в подвале, в потайной гостиной. Всё это было мной почувствовано как-то очень живо: убийство – и эти стены, своды, лестницы и коридоры, этот загадочный фонарик у выхода в круглый внутренний двор. Живо ещё и потому, что моя крёстная, читавшая тогда остродефицитные (1969 год!) мемуары Шульгина и Витте и рассказывавшая мне про Распутина, сама хорошо помнила ТЕ времена, видела своими глазами кое-кого из ТЕХ героев. Пуришкевича, например; государя императора с семейством. Она училась в Свято-Владимирской церковно-учительской школе при Новодевичьем монастыре, что на Забалканском (ныне Московском) проспекте. Попечительница школы, Екатерина Александровна Победоносцева, вдова Великого и Ужасного, нередко посещала своих подопечных в сопровождении тех или иных знаменитостей, великосветских дельцов, политиков и вельмож. В день ТОГО убийства моей крёстной было семнадцать лет.

Чутьём очевидицы она понимала: как бы ни была опереточно-ничтожна политическая игра под названием «Распутин», её развязка наступила за семьдесят пять дней до крушения империи. До начала настоящей пьесы. Есть связь.

«Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое». Попытаемся.

Об убийстве Распутина написано множество книг, статей, повестей, псевдо-мемуарных легенд. Чего только не написано. Несколько раз на эту тему снимались фильмы – и у нас, и за границей. Красочную сцену в надрывном стиле мистико-политического триллера создал Элем Климов в фильме «Агония». Климовская высокопарность, помноженная на безумные глаза и дикие космы Распутина – Петренко, врезались в память. Так все и запомнили: вот, несколько красивых и благородных героев «из бывших», спасая горячо любимую Россию, осмелились уничтожить это страшное, нечеловечески-всесильное, гадкое – Распутина, в коем воплотился чуть ли не сам антихрист… Как-то всё это напряжённо, как-то вымученно, неестественно. Хочется сказать: «Не верю!» Хочется разобраться, как же всё было на самом деле. Понять, что же именно случилось тогда: за два с половиной месяца до начала революции.