Госпожа Бутович-Сухомлинова в последующие годы играла заметную, но далеко не прозрачную роль в жизни околоправительственных кругов предвоенного Петербурга. В своих воспоминаниях Бонч-Бруевич как бы мимоходом обронил фразу о поездках «госпожи министерши» в Египет с бакинским миллионером Манташевым и о постановках там, у подножия пирамид, каких-то любительских спектаклей. Мемуары Бонч-Бруевича – настоящая тайнопись, и данная фраза, как и многое другое в этой книге, нуждается в расшифровке. Манташев – не просто миллионер-нефтепромышленник. Известно, что закавказская подпольная организация социал-демократов получала секретные денежные пожертвования от Манташева; в контакте с ним находился известный революционер Коба, он же Грузин, он же Сталин. Перепадало от Манташева кое-что и эсерам (не было ли здесь цепочки: Сухомлинова – Мясоедов – Кулябко – Богров?). Манташев имел широкие контакты за границей; его знакомство с женой военного министра, подозрительное само по себе, приобретает специфический характер в свете поездок в Египет. Едва ли дело тут было в любительских спектаклях. Египет тех лет – излюбленное место деятельности шпионов всех стран, в первую очередь – немецких, английских и французских. Напомним, что в эти годы в Каире создавал свою агентурную сеть главный резидент английской разведки на Ближнем Востоке генерал Клейтон, непосредственный начальник и «крестный отец» легендарного Лоуренса Аравийского. Начало шпионской карьеры Мата Хари (Маргариты Целле) тоже, по-видимому, связано с Египтом. Словом, вокруг Сухомлиновой и её подслеповатого мужа кипели шпионские страсти.
Арест Мясоедова в начале 1915 года был ударом по военному министру и по его весьма подозрительному окружению. Это дело стало прелюдией к отставке Сухомлинова, последовавшей летом того же года. А косвенно – смотри выше! – это был удар и по императрице Александре Фёдоровне, ибо она доверяла Сухомлинову, поддерживала его до отставки и даже после, когда был поднят вопрос о суде над ним. Это был также и тонко рассчитанный «шах» Распутину: он, вместе с «мамой» (так называл он императрицу), считался гарантом неприкосновенности Сухомлинова. Следствие по делу Мясоедова под руководством Бонч-Бруевича вёл полковник Батюшин. Запомним это имя.
Возникает вопрос: кто мог дать «добро» на арест высокопоставленного жандармского офицера, вхожего в личные апартаменты самого министра? Бонч-Бруевич не называет «заказчика». Но в связи с делом Мясоедова он упоминает о глубокой ненависти, которую питал к Сухомлинову тогдашний верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. После благополучного завершения дела (Мясоедов был повешен) Николай Николаевич добился генеральского чина для Батюшина, а Бонч-Бруевича удостоил приглашения на обед и… сразу же перевёл его в Петроград, начальником штаба 6-й армии (некоторое время спустя – начальником штаба Северного фронта). Указания, данные при этом великим князем Бонч-Бруевичу, очень любопытны. Цитируем мемуары последнего: «Вы едете в гнездо германского шпионажа, – слегка понизив голос, сказал он мне, – одно Царское Село чего стоит… В случае надобности обращайтесь прямо ко мне, я всегда вас поддержу».