- Папа, я не могу рассказать тебе всего. Это не моя тайна, иначе ты непременно обо всем узнал. Ты будешь сожалеть… я никогда не обманывала тебя, разве я могла? — она пыталась взять его за руку, но он упрямо держал руки в карманах, его глаза изучали рисунок на ковре. — Папа! — произнесла Молли, снова умоляя, — разве я тебя когда-либо обманывала?
- Что я могу сказать? Я узнал об этом из городских пересудов. Я не знаю, что из этого может выйти!
- Городских пересудов?! — испуганно повторила Молли. — Какое им дело до этого?
- Каждый считает, что это его дело облить грязью имя девушки, которая пренебрегла всеобщими правилами скромности и пристойности.
- Папа, ты очень жесток. Пренебрегла скромностью! Я скажу тебе точно, что я сделала. Я один раз встретилась с мистером Престоном… в тот вечер, когда ты высадил меня, чтобы я прошла через Кростон-Хит… а там с ним был другой человек. Я встретилась с ним во второй раз… в этот раз, как было условлено… никто, кроме нас двоих… в парке Тауэрса. Это все, папа. Ты должен доверять мне. Я не могу объяснить больше. Ты должен доверять мне.
Он не мог не смягчиться от ее слов — в тоне, котором они были произнесены, была такая искренность. Но он молчал и не двигался несколько минут. Затем поднял на нее глаза впервые с тех пор, как она призналась ему. Лицо Молли было очень бледным, но на нем был отпечаток последней искренности смерти, когда истинное выражение побеждает временное притворство.
- А письма? — спросил он, почти устыдившись, своих сомнений.
- Я отдала ему одно письмо… в котором я не написала ни строчки, и которое, на самом деле, было просто конвертом, без написанного содержимого. Передача того письма… две встречи, которые я упоминала… это все личное общение, которое состоялось у меня с мистером Престоном. О! папа, что они говорили такого, что огорчило… настолько тебя потрясло?
- Не имеет значения. По нынешним временам, то, что ты сделала, Молли, уже достаточное основание для слухов. Ты должна рассказать мне все. Я должен суметь опровергнуть эти слухи от начала до конца.
- Как их можно опровергнуть, когда ты говоришь, что правда, в которой я призналась, достаточное основание для того, чтобы о ней говорили.
- Ты говоришь, что действовала не для себя, а для другого человека. Если ты расскажешь мне, кто был этим другим… если ты расскажешь мне все целиком, я сделаю все возможное, чтобы защитить ее — конечно, я догадываюсь, что это была Синтия — пока я оправдываю тебя.
- Нет, папа! — сказала Молли, немного подумав. — Я рассказала тебе все, что могла. Это все касается меня. Я пообещала больше не рассказывать ни слова.