Только мисс Фиби искала общества Молли даже с большей нежностью, чем прежде, и это испытывало спокойствие Молли даже больше, чем все пренебрежение, вместе взятое. Нежная рука, пожимавшая ее руку под столом, постоянное обращение к ней, словно для того, чтобы вернуть ее к разговору, трогали Молли почти до слез. Порой бедная девушка размышляла про себя, не была ли эта перемена в поведении ее знакомых всего лишь ее собственной фантазией; или, не будь того разговора с отцом, который она вынесла так смело, обнаружила бы она перемену в обращении с собой? Она никогда не рассказывала отцу, каково ей было чувствовать это постоянное пренебрежение: по своей доброй воле она предпочла нести это бремя. Нет, более того, она настаивала, чтобы ей позволили так поступить. Огорчать отца теперь, показывая, что она избегает последствий своего собственного поступка, было бы противно ее натуре. Поэтому она никогда не искала повода, чтобы не пойти немного развлечься или отказаться присоединиться к обществу Холлингфорда. Она вдруг перестала сдерживать напряжение, в котором жила, лишь однажды вечером, когда отец сказал ей, что всерьез обеспокоен кашлем миссис Гибсон, и хотел бы, чтобы Молли отказалась от вечера у миссис Гудинаф, на который пригласили их всех троих, но на который Молли собиралась пойти одна. Сердце Молли радостно заколотилось при мысли о том, что она может остаться дома, хотя в следующее мгновение ей пришлось винить себя за радость по поводу временной передышки, которая была куплена страданиями другого. Тем не менее, лекарство, предписанное мужем, пошло на пользу миссис Гибсон. И она была особенно признательна и ласкова с Молли.
- Право слово, дорогая! — сказала она, гладя Молли по голове, — я думаю, твои волосы становятся мягче и теряют эту неприятную волнистость.
Молли знала, что ее мачеха пребывает в хорошем настроении — гладкость или волнистость ее волос были бесспорными признаками расположения, в котором пребывала в данный момент миссис Гибсон.
- Мне так жаль, что из-за меня тебе не пришлось пойти на этот вечер, но твой дорогой отец так беспокоился. Я всегда была чем-то вроде домашнего питомца для джентльменов, и бедный мистер Киркпатрик никогда не знал, где остановиться в заботе обо мне. Но я думаю, мистер Гибсон даже более безрассудно нежен: напоследок он произнес: «Берегите себя, Гиацинта». А затем снова вернулся и сказал: «Если вы не последуете моим указаниям, я не стану отвечать за последствия». Я погрозила ему пальцем и ответила: «Не беспокойтесь, глупенький».