— Да, дожди ужасные были. Представляешь, во всей Москве асфальт сухой. Все на скамейках сидят, мороженое едят, а тут — ливень целый день.
Заколдованное место. Мы с дождём вдвоём плакали. Вообще в грудничковом дождь любили. Половина детей спала так, что укола во сне не заметит. Другая половина — орала.
— А я?
— Ты орала.
— А ты?
— Я ходила по боксу. Помнишь длину бокса?
— Пять шагов. Ширина — два.
— Молодец. Когда мы с тобой в инфекционке валялись?
— Когда я в первом классе училась.
— Точно. Биг Мама тогда уже не работала.
— Это хорошая медсестра? Не Злюка?
— Хорошая. Вообще-то её звали Вера. Она классно делала уколы. Ни следа, ни синячка. Но ты всё равно орала.
— Тебе меня было жалко?
— Да. Я ненавидела врачей, которые назначали тебе эти уколы.
— Вот глупая. Они же нас лечат. Ладно, давай дальше. Ты сидела в боксе и ждала Биг Маму.
— Да.
— И кого увидела в окне?
— Таш, может, сама расскажешь эту сказку? Ты её знаешь лучше меня!
…
— Ладно, ладно, прости. Пить не хочешь? Час прошёл.
— Есть хочу.
— Тогда ещё час надо подождать. В общем, в соседнем боксе я увидела новеньких. Маленькую, коротко стриженную маму в джинсах.
— Ха-ха, в джинсах! Как же ей медсестры разрешили?
— А заведующий ушёл к этому времени. Вечер был, почти ночь. На руках у новенькой — ребёнок. В чём-то белом. Не больничном. Казённые пелёнки все разноцветные были. Я тогда ещё подумала: и чего она его в больничное бельё не переодела, глупая. В казённом-то лучше. Его медсёстры меняют, а своё где стирать? Подумаешь, рукава разной длины и пятно от зелёнки на груди… Зато у тебя лишние десять минут на сон.
— Мам, дай бутерброд.
— Тебе неинтересно?
— Дай бутерброд!
— Ладно, прости, Ташута. Не буду про бельё. Вдруг я замечаю в той палате ещё одного ребёнка. Большого, лет трёх! А бокс-то для грудничка. Думаю: ничего себе, стерильность. А, может, у меня глюки?
— Ха-ха… Смешное слово «глюки». Похоже на «пуки».
— Кстати, ты не хочешь…
— МАМА!
— Прости. Заходит ко мне Биг Мама. Толстая, неповоротливая, говорит с одышкой.
— А ноги забинтованы?
— Да. «Мама, — говорит мне, — я вам «вобензим» растолкла. Сами дадите в кормление». — «А как же укол? — спрашиваю». «Укол она сделает», — и показывает на дверь сестринской, где спит другая.
— Злюка?
— Она не… Ладно, Злюка.
— Ты её боялась?
— Терпеть не могла. Всё время меня ругала: то я пеленаю тебя не так, то лекарство не так даю, то неправильно укачиваю. А Биг Мама говорит: «зато у неё рука лёгкая. А ребёнок у вас от гормона кричит, которым колем. Гормон аппетит повышает. От голода, короче, кричит».
— А чего ты меня не покормила?