Я рассказал свою мысль Захару и тот пришел от нее в полнейший восторг. Он принялся убеждать меня, что тянуть и дальше с финнами и шведами не стоит, и нужно уже сейчас браться за разработку Скандинавского участка.
И я был с ним в этом согласен. Оставалось только найти человека в Союзе, который взялся бы устанавливать научные контакты с выбранными компаниями. Эту задачу я повесил на Захара — назвался груздем, пищи, но тащи. В Европе ему теперь предстоит бывать очень часто.
— Заодно заедешь к тем товарищам, из вороновского списка. Помнишь?
— Заеду, — пообещал Майцев и опять набрал мой номер на телефоне.
Мой аппарат звякнул пару раз и, тихонько пискнув, умолк — кончился заряд батареи.
Мой компаньон снова улетел в Европу на своем любимом "Конкорде", а я остался решать текущие дела.
Мне все больше не нравилась скорость, с которой текло время, и я все чаще ощущал, что если все продолжиться так же и дальше, нам не успеть ни к девяносто первому, ни к девяносто пятому. Нам требовалось создать эффективный механизм циркуляции денег между двумя экономиками. С доходной частью еще более–менее было понятно — деньги текли полноводной рекой отовсюду: от наших банков, фондов, от тех трех сотен фирм и фирмочек, что весь прошлый год учреждал и перекупал Захар по всему миру. Они работали на всех биржах, чей дневной оборот превышал миллиард долларов, и с настойчивостью пылесоса собирали излишки капиталов. Американской их частью занимался теперь Снайл и здесь успехи были более всего заметны. Впрочем, это было совсем неудивительно — возможности фондового рынка в США и в любой другой стране мира отличались кардинально. Только в Токио, где непрерывный рост капитализации эмитентов продолжится еще три года, выведя ее по этому показателю едва ли не на первое место в мире, Торонто и Лондоне оперировали сравнимыми объемами. Причем японцы, несмотря на лидерство в области электроники — и бытовой и промышленной, очень не спешили компьютеризировать свою биржу и к электронным торгам на ней придут только в 1999 году — одной из последних. В будущем к этим площадкам присоединятся Гонконг, Шанхай и Мумбай, а все остальное так и останется региональной мелочью, чей годовой оборот едва превышал объемы торгов в Нью–Йорке за пару недель. Впрочем, все как обычно — относительно. Американские компании, которые в большинстве и торговались на местных площадках, имели огромную капитализацию при очень невысоких в сравнении с японцами или европейцами прибылях и товарообороте. Легко могло оказаться, что компания с годовым оборотом в двадцать миллиардов долларов имеет капитализацию в сто миллиардов долларов, в то время как в Европе все было наоборот — компания стоимостью в десять миллиардов легко могла выпустить продукции на сто. Поэтому основная прибыль европейцев и японцев — от прямой деятельности: сколько SONY выпустит Walkman"ов, такую прибыль и получит, сколько Siemens сделает электродвигателей и сможет пристроить — на такую сумму перед акционерами и отчитается. В то же время в США прибыль компании в большей степени определялась ее успехами на фондовом рынке. Этим мы и пользовались — оторванностью биржевых спекуляций от промышленных реалий.